Он увидел Дудилина, народ заметил деда Фому; кто просмотрел, тому подсказали: «дед Фома, сказали, пришел: дайте ему оценить диспозицию, не заслоняйте обзор».
Они желают, чтобы их прижали фактами. К чему? на какое время? на его усмотрение.
Дудилин всегда что-нибудь выбрасывал, пробормотал не отстававший от старика Юрий Полежаев, это мы все помним, но теперь он, козлиное вымя, и сам здесь валяется. Связь-то прослеживается?
Определенно прослеживается, сказал дед Фома. Посчитав, что вещь ему больше не нужна, Александр ее тут же выбрасывал, а сейчас выбросили уже его в нем исчерпала заинтересованность сама жизнь, вот он и лежит здесь мертвым. Посмотрев поверх их голов, старик не знал, куда он смотрит. На Валаам? на горящий Манеж? на Гринвичскую обсерваторию? Для Создателя мы все вещи.
Люди в толпе изо всех сил старались внимать словам деда Фомы.
Ненужные вещи? то ли с гневом, то ли с досадой спросил Григорий Трухонский. Или призывая нас к себе, он тем самым в нас нуждается? Не может без нас?
Дед Фома сентиментально задумался о прошлом: своем, государства, о проекте строительства огромных субмарин для противодействия Америке десантники, танки, самолеты, все внутри жалко, не воплотилось дед Фома собирался ответить, и спустя двадцать секунд его слова пришлись бы не ко времени, поскольку над трупом Дудулина началась темпераментная толчея.
Предыстория Юрий Полежаев сморкался и непреднамеренно попал мертвому Александру на его курчавые волосы, а у Александра Дудилина и родня, и политические единомышленники, за Юрия Полежаева тоже нашлось, кому вступиться; про старика с его мнением народ позабыл, но дед Фома о себе не забывает подавив робкую улыбку, он развернулся к бойне затылком и суверенно удалился.
С голодной мошкарой над насытившимся ухом.
В старике не клокочет неутоленная страсть к суициду. Он пока живет в довольно легком мире, но ему иногда не хватает жареной царь-птиц.
Фролов не избавлен от иного броситься без бутылки в столичный омут, одеть на грудь табличку «For sale», и по дну, как по канату, по Тверской, как по выжженой степи, года через два эта воздушная девушка в желтом топике окончательно созреет, но будет ли у меня тогда стоять? Фролов не сомневается, что этого ему не скажет никакая спиритическая доска Уиджа; скорей бы заснуть, заснуть заснуть навсегда? перезарядить винчестер или образумиться, понять или быть понятым? в Царицыно Исида бы никогда не нашла все четырнадцать частей разрубленного Осириса, немалую их часть в сыром виде сожрали бы бомжи большинство людей заглядывает в витрины, чтобы увидеть в них себя, Фролов вспоминает свободно говорившую по-французски секретаря-референта Евгению Малышеву, сказавшую ему: «пока я не стала спать с Ромой, мне казалось, что я безнадежно фригидна». Фролов спросил у нее: «А Рома это кто?» и она, прохладно улыбнулась, проворковала: «Рома? Рома это мой сенбернар».
На кладбище хорошо бы росли и ячмень, и пшеница, земля там великолепно удобрена подольше бы не заканчивалась эта сигарета; тысяча чертей и воздушных поцелуев, no matter how they call us, игра уже сделана, Фролов задержался на погосте, разговорившись с застывшей на его пути старухой гордись мной, Господи, подумал Фролов.
Гордись, если больше некем.
В этой могиле лежит мой муж, посмотрев на Фролова, хладнокровно вымолвила старуха. Я не дождалась его с фронта, но он дождется меня на том свете.
Безусловно, согласился Фролов. У меня тоже когда-то была семья сын и одна женщина: часом раньше рядом со мной собрались сразу шесть. Слева от меня две отвратных лесбиянки кормили друг друга чипсами они, наверное, не знакомы с Ромой
С каким Ромой?
Я с ним тоже не знаком. А справа четыре футболистки растирали отбитые лодышки и громко матерились. Они выбрали свою дорогу. Как пить дать Но если убрать из этого мира секс, от него ничего не останется.
В ваших словах, молодой человек, определенно имеется здравое зерно. Простите, а вы всегда пиджак в брюки заправляете?
Я всегда живу, ответил Фролов.
Дамочка, простите, когти не рвите, мы друг друг никто никто из нас не сломлен, но я первым сложил оружие. Восьмого марта 2003 года, когда вы искали несколько монет, выпавших при переходе через Варшавское шоссе. Не обращая внимания, что ваш светофор уже погас.