Мавританские курительные свечи, угнетающее соло непосредственного гарпунщика-виолончелиста, «моя дочка довольно саблезубая кошечка», космос заполняет прогнившая до глубины души пустота, Владислав Марянин ни в одном глазу, его собеседник задумывается все дольше и безмолвнее: во втором часу ночи он вскакивает из-за стола и бросается прямиком к раковине. Желудок отца Людмилы Зайцевой защищается, как может, Владислав Марянин никого ничем не попрекает: понимающе поглаживает стоящий на подоконнике кактус и опрокидывает внутрь себя заветные лафетники. По направлению к горизонту Вселенной на облаках обнимаются ангелы, легкая дрожь сигаретного дыма бархатно поглаживает чуть сморщенные ноздри, у Владислава Марянина есть сын. Да, он остался. От предыдущего брака.
«Я и зимой хожу без носок, в лютый мороз даже больше понта но никто же не видит в том-то все дело, Виталик, я же не перед другими понтуюсь» Владислав не любит о нем вспоминать. Ни трезвым, ни в комфортабельных цепях сильного подпития; его сын Виталий учится в седьмом классе, и, посмотрев дебиловатый фильм о службе безопасности американского президента, он особенно воспринял в нем те моменты, когда охранники организованно перемещались рядом с президентской машиной. Без одышки, с вниманием по сторонам: «мне бы так, именно так, вот так, это поле мной пока не возделано»; выйдя из подъезда, беспокойный подросток Виталий Владиславович Марянин принялся бегать за различными машинами.
С полной выкладкой. Увлеченно закружившись в вихре параноидальных горений.
Ни к чему строить иллюзии никуда не вырвешься, ничего не попишешь, я бессилен против провидения, ноги заплетаются, колени хрустят, дома на колесах величественны в своем превосходстве, долго рядом с ними Виталий продержаться не может. Вдруг из какого-то «Паджеро» впритык с ним Виталий носился по дворам метров четыреста ему швырнули свысока десять рублей, и младший Марянин почувствовал себя настоящим охранником: «Паджеро», выехав в Безымянный переулок, резко прибавил, Виталий прибавил не столь резко, но из поля зрения его все-таки не выпустил; вскоре «Паджеро» опять нырнул во двор, Виталий метнулся за ним, и, по возможности, стараясь не отстать, кое-что увидел: человек, выбросивший ему из окна десять рублей, могущественен и славен, он вылезает из машины, но лишь наполовину полностью ему не позволили вылезти две пули. В голову. В верхнюю ее часть: он был правильно ведом к уважению среди людей, господин всемерно отплатил за пренебрежение буддистскими заветами, Виталий хоть и обессилен долгим бегом, но худо-бедно соображает: «снайпер его прикончил, не сумел я его защитить, небольшую досаду я изнутри ощущаю.
На себя досадую.
Не на судьбу.
Она у меня ассоцируется с недавно пройденной в школе гильотиной, однако я не о ней впрочем, чего же он хотел? Тот, из «Паджеро» за его десять рублей я сделал для него все, что мог, ему бы за такие деньги и меньшую услугу никто бы не оказал никогда, даже не взялись бы короче, соразмерную досаду я изнутри себя ощущаю не вправе он рассчитывать на досаду, превышающую мою небольшую.
Небольшая как раз самое оно.
Я сидел на корточках у нашего театра, говорил ему при последней встрече его беспорядочный отец Владислав Марянин. Сидел неподвижно, человечно, без лишних слов: я проводил там время с открытым ртом.
Зачем с открытым? спросил Виталий.
Мне было интересно, объяснил Владислав, что же в меня бросят окурок ли, огрызок? А если и то, и другое, то в какой последовательности? Моя дорога пока лежала не за облака. Потела спина. Кровь стучала в висках Назовем это, Виталик, преследованием нового опыта.
Преследованием на месте, усмехнулся сын. И что бросили? Что-нибудь бросили?
Ничего, ответил Владислав.
Тебе же этого мало.
Не упрощай
Мало!
Хватило, сынок.
Во рту свободно и пусто, но опыт уже приобретен, глубокомысленно закивал Виталий.
Редкий случай. Во рту пусто, а ты уже сыт.
Не я. Ты.
Сын Владислава Марянина еще не умеет насытиться малым, но он на верном пути. Избегая давать советы мирозданию, Виталий не осунется раньше срока бесы не трепещут от «моральной энергии масс», опорожнение мусорного ведра принимает религиозный характер, сам Владислав за неимением коня фигурально вскакивает на борова и танцует со своей женщиной, Марянин-старший не подпускает ее ближе чем на длину вытянутых рук Людмила пробует разорвать дистанцию, он категорически против, они танцуют, не требуя сопровождения музыкой, Владислав Марянин делиться с ней своим восхищением от кортасаровского образа бирюзового пингвина: «я разве плохо выгляжу?». «Тебе поздно начинать любить рок-н-ролл» отдохновение от беспокойства-Венеры. Все клетки мозга оккупированы малообещающим томлением. Эфемерные своды аркад, неприятная слабость в чреслах, в соседней комнате стоит гроб.