Даже лифту.
Не выделяясь чрезмерной доверчивостью, Игорь «Князек» лифту все же доверял. И он об этом еще пожалеет. Три дня спустя. Подбираясь к Темноте, цепляясь за удачные сны, запущенный и неприглядный в трудные времена. Трудовые. Нестеров отнюдь не наивен, во избежание заражения крови он бы не стал прикладывать к переносице крашеное яйцо: наваждение красотой сжимает и разжимает тиски, Дель Пьеро начинает с дубля третий сезон подряд, в Баренцовом море тонет очередная подводная лодка, Игорь Нестеров не показывает себе в зеркале средний палец он застревает в лифте на Серпуховской площади.
Имея целью дурную упаковщицу Екатерину Тарасову, Игорь в нем уже застревал. Округлые бедра Катерины помогали ему ненадолго забыть о Сербениной, но, застревая в лифте в предыдущий раз, Нестеров эту непроходимо упрощенную Катерину еще вполне хотел: эротических образов полно, с тактильными ощущениями похуже; восьмого марта он немного попрыгал, и лифт двинулся с места. Теперь же «Князек» шел к Екатерине Тарасовой главным образом по инерции водка может записывать звук слушай ветер, «Князек» перед следующим глотком из горла бутылку следует непременно поставить на стол; он в состоянии сказать что-нибудь важное Игорю Нестерову не выпивает и не ставит собственную жизнь в зависимость от качества выбросов из себя в чем-то своей энергии: он снова прыгает в лифте.
Лифт не трогается.
В нем просто проваливается пол.
Вслух Игорь «Князек» ни о чем никого не просил, но его сердце неугомонно стучало о том, что у Тарасовой им делать нечего. Ни ему, ни Нестерову.
Его сердце услышали.
2
Старый бомж с бычком.
«Марихуана, отец?»
«И не спрашивай» зашторенное дупло, китайский шелк, драконы, Тристан и Изольда, Рама и Сита, араб и православная монашка, извращенец в рубище от кутюр и сифиличная шлюха с надкусанной шоколадкой явь, как предостережение. Меньше спать одному.
Широко мыслящий скандалист охранного вида Владислав Марянин уже шестой сезон служит в драматическом театре, но все эти годы он трудится в нем рабочим по сцене.
Выше шеи у него редко бывает тихо в голове у неоднократно дравшегося за разный сброд Владислава Марянина его печальное сердце: «я в ванной и я зову тебя, Людмила ты не поняла, не для секса я тут захлебываюсь»; он практически свыкся с собственной ролью в родном театре, однако не совсем не осознавая, что покой больше всего остального предназначен для удовольствия, Владислав написал просветительную пьесу. На одного актера. И ни на кого-нибудь: на себя.
«Людмила я как бы надеюсь, полагаюсь на твою откровенность вкупе со снисходительсностью все было неплохо?».
«Плохого, конечно, не было».
«И то хорошо».
«В принципе, да» сохраняя бдительность, Марянин писал пьесу много лет. Наплывами и урывками.
По окончанию очередного банального спектакля Владислав Марянин разодрал руками киви, показал серьезность движений и попросил немного задержаться дремучего гардеробщика Кратюка; посадил его в пустой зал, сам поднялся на сцену на Марянине розовые лосины, приклеенные бакенбарды, привязанный к спине горб; сбивчивым голосом, согбенно, как из чрева кита, Марянин принялся вещать в повествовании о полюбившем деву Марию прокаженном водоносе: «она замужем, он знает, чья она мать, но даже когда его направляли кнутом в долину прокаженных, он не перестал рассказывать звездной ночи о своих чувствах о любви, о ней же, но обоюдной: с девой Марией он никогда не виделся, но тем ни менее и о боли расставания»; на месте усов бритвенные порезы, он выдержит все, кроме передышки, его последователям найдется о чем негодовать, душа Владислава Марянина парит, как подстреленный филин, и с минуты на минуту он выйдет на самую кульминацию чувства. Подспорье неотесанным вожделением! страсть меня запрудила, страсть меня перекрыла я будто бы годами не был в дерьме Марянин выходит рыдая, бьет себе в грудь чугунной гантелей и внезапно слышит, что гардеробщик Кратюк из темноты зала непринужденно смеется.
Услышав его смех, Марянин разочарованно поник. Потом разозлился: что же за сука этот Кратюк, подумал Владислав, я ему о великой любви, а он смеется не кент он мне. Пожалуй, я на на него заору. Вырубив из своего голоса высочайшую печаль под корень под основание».
Развеселил я тебя, Кратюк, да? спросил Марянин. Я пробую донести до тебя переживания неприземленного человека, а тебе смешно? Как спецам из ФСБ, когда, вычислив донимавшего их хакера, они увидели, что он поп?! Да как тебе после этого в театре работать не стыдно! Как тебя, старую сволочь, небо-то на земле терпит!