Ничего мудреного -- я тоже, когда себя в зеркале увидел... ну, в общем, понятно...
Брюнет бросил что-то сквозь зубы своему телохранителю, и тот мгновенно исчез. Неплохо его поднатаскали, хотя толку от этих хранителей тел не особо много. Разве что гопников пугать, а если слово берет товарищ маузер (фигурально, блин, говоря), то уж -- извините. Но пугать гопников на улице вполне годится,
-- Борисыч, -- повторил Брюнет и сделал шаг мне навстречу, протягивая руку.
Он уже справился с удивлением и улыбался... нет, все-таки хорошо ему зубы сделали. Я-то помню, что у него с зубками стало летом девяностого, когда его брали на канале Грибоедова. Но вот -- руку тянет, зла не помнит.
-- Здорово, Брюнет, -- ответил я, переложил бутылку в левую руку и подал правую. -- Хорошо выглядишь.
-- Мерси... А вот ты, Борисыч, не того... не особо.
-- Болею я, Брюнет. А так-то я белый и пушистый. Ты же знаешь.
-- Может, сядем в машину? -- спросил он, оглядываясь по сторонам.
-- А у тебя салон кожаный? -- спросил я.
-- Салон? Кожаный салон... а что? -- удивился Брюнет.
-- Да ничего. Просто у меня на кожу аллергия. Так что лучше давай-ка подышим воздухом.
Брюнет понял, рассмеялся. Он вообще по жизни был парень с юмором... А на нас уже оглядывались. Совершенно очевидно, что вместе мы составляли довольно странную пару. Брюнет был в дорогущем длинном расстегнутом плаще, из-под плаща "выглядывает" хороший костюм, белоснежная сорочка с галстуком. И прочий антураж -- "мерс", сотовый телефон, охранник -- вполне соответствует. А рядом с ним я в кожаной куртке, джинсах и стоптанных башмаках. Плюс: пиво, щетина, опухшая "морда лица"... Полная, короче, мадам Брошкина!
-- Давай, Борисыч, подышим, -- с иронией сказал Брюнет.
Он улыбался, он смеялся даже, но я видел, что внутренне Брюнет напряжен и веселье его напускное. Мы двинулись "дышать воздухом". Сзади шел телохранитель.
-- Слушай, Борисыч, -- начал разговор Брюнет, -- як тебе с большим уважением отношусь...
-- "Бендер! Вы знаете, как я вас уважаю!" Брюнет хмыкнул и сказал:
-- Я серьезно говорю, Борисыч. Мы с тобой не первый год друг друга знаем. Я -- жулик, ты -- мент... но ты порядочный человек. Подлянок никогда и никому не делал, по справедливости поступал. Никогда никого не унижал, пальцы не растопыривал, взяток не брал... Тебя жулики уважают, Борисыч.
-- Комплимент, Брюнет?
-- Факт, Борисыч.
-- Ну, ладно... сейчас-то ты что от меня хочешь?
Брюнет остановился, обернулся ко мне:
-- Помощи. Я брал билет в шлафвагон, а попал в общий вагон, да еще для некурящих.
-- Бывает, -- согласился я. (Если бы ты знал, Витя, в какое говно я влетел!) -- Бывает. А ты хоть знаешь, Брюнет, что я в ментуре больше не работаю?
-- Знаю.
-- Ишь ты... откуда?
-- Слухами земля полнится, Дмитрий Борисыч, -- неопределенно ответил Брюнет. -- Ты в ментовских раскладах фигура заметная.
Это Витек приврал. Не такая уж я и "фигура". А если и заметная, то в очень узком кругу. Хотя... после январских событий... Я допил пиво, поставил пустую бутылку на асфальт. Тут же на нее спикировал немолодой бомжик. Охранник Брюнета презрительно скривил губы. Напрасно он так. Зря. От молодости это, от непонимания, что сам в любой момент может оказаться на месте этого бомжа. Или на нарах. Или в морге... жизнь -- штука интересная. Жонглирует людьми, как цветными шарами. И иногда не успевает подхватить. Или не хочет. Телохранителю Брюнета -- молодому, уверенному в себе, здоровому -- кажется, что так будет всегда. И большинству людей кажется, что они хозяева своей жизни, что ничего страшного с ними никогда не случится... С другими? С другими -- да. Но не со мной... Я точно знаю, что это не так.
-- А все же, Витя, откуда узнал?
-- Да ладно, Борисыч. У меня на Литейном свои люди.
Ага... вот теперь понятно: Брюнет наводил обо мне справки у "своих людей" на Литейном. Так я и думал.