-- Дмитрий Борисыч, -- произнес чей-то голос с интонацией скорее утверждающей, нежели вопросительной. Голос был определенно знакомый, но определить чей я с ходу не мог. -- Дмитрий Борисыч, вы меня слышите?
-- Да, слышу... кто это?
-- Виктор Голубков... помните такого?
-- Здорово, Брюнет. Брюнет рассмеялся и сказал:
-- Значит, вспомнили.
-- Вспомнил, конечно, -- ответил я. -- Как тебя. Брюнет, забудешь? Ну, говори, что тебе от меня надо.
-- Потолковать надо, Борисыч.
-- Слушаю.
-- Вообще-то... не телефонный разговор. Как бы нам лично встретиться, Борисыч?
-- А мне это нужно, Брюнет?
-- Возможно, что и нужно.
-- А возможно, и нет. Так?
-- Борисыч, ты же меня знаешь. Я из-за ерунды звонить бы не стал. Есть серьезный вопрос, желательно встретиться и обсудить.
Да, подумал я, Брюнет из-за ерунды звонить бы не стал. Хрен бы он стал звонить из-за ерунды... не тот человек. И еще я подумал: почему бы и нет? Теперь мне все можно.
-- Когда? -- спросил я.
-- Желательно побыстрей. В идеале -- сегодня.
-- Ладно. Через час возле "Академической". Устроит?
Я знал, что встреча на улице Брюнета определенно "не устроит". Голубков давно уже достиг того положения, когда на улицах не общаются. Серьезные люди проводят встречи в офисах или кабаках. Ну разве что встреча какая-то совершенно конспиративная...
-- Устроит, Брюнет? -- спросил я с подначкой.
И он ответил:
-- Да.
Ого! Видно, Витю крепко прижало.
* * *
У "Академической" было полно народа, как же -- майские праздники. Стояла даже небольшая трибунка, на которой куражился какой-то пародист. Он был в огромном парике, в балахоне, и "исполнял" "Мадам Брошкину". Получалось ничего, похоже.
Я устроился на противоположной стороне проспекта Науки, пил пиво из горлышка и ожидал Брюнета... "Но мой поезд ушел", -- донеслось из динамиков, и я подумал, что это про меня. Противно стало -- край. Я отхлебнул теплого пива и закурил. "Пугачева" под аплодисменты довольной халявным зрелищем публики откланялась и исчезла. Вместо нее вышел клоун-жонглер с красными и зелеными шарами. Пошла музычка из "Шербурских зонтиков", взлетели шары, замелькали.
Появление Брюнета было эффектным. Черный джип-"мерседес" стремительно промчался по Гражданскому, несколько раз вскрикнул сиреной, пересек сплошную осевую и выехал на площадь перед фасадом метро... Ай да Брюнет! С козырей заходит.
Я поднялся с ограждения газона, на котором сидел, и пошел к "мерседесу". Из "мерса" тем временем выбрался молодой, здоровый, в расстегнутом двубортном пиджаке, охранник. Спустя секунду -- Брюнет.
Последний раз я видел его в году девяносто шестом, да и то на экране телевизора. Тогда Брюнет был при "бабочке" и сидел метрах в трех от Собчака. Собчака уже -- тю-тю! -- нету, а Брюнет -- вот он. Слегка располнел, но все равно глядит орлом. Хозяин жизни! Что же, интересно, нужно хозяину жизни от мента? А если точнее: от бывшего мента, пребывающего в состоянии запоя...
Брюнет посматривал по сторонам, но меня не видел. Вернее, видел, но не узнавал. Я обогнул толпу, окружившую эстраду с жонглером, и направился к Брюнету. Я был уже совсем рядом, когда охранник обратил на меня внимание и понял каким-то шестым, "охранничьим" чувством, что я не просто так иду, а именно к тому драгоценному телу, которое ему -- охраннику -- и доверено охранять. Он вперился в меня внимательным взглядом, и я ему, естественно, подмигнул: здорово, мол, брат. Здорово, кореш. Как, понимаешь, жизнь молодая? Как, блин, службу несешь? Бдишь?
Но этот бугай моих дружеских к нему чувств не понял. Он -- наоборот -нацелился на меня, на бутылку в правой моей руке, и даже сделал шаг навстречу с неконструктивными и недружественными намерениями. По габаритам он превосходил меня вдвое.
-- Брюнет, -- позвал я, и Брюнет услышал, повернулся, узнал.
-- Борисыч, -- сказал он с изрядным удивлением в голосе.