Шестьсот тысяч.
Теперь иди за мной, возьмёшь инструмент, сказала она, не сомневаясь в том, что он согласен.
Конечно же, он был согласен: дней за десять можно было заработать две месячные учительские зарплаты. До вечера он управился только с одним стеллажом, а их всего было двенадцать. Наглотался бетонной пыли, руки гудели от дрели.
Закончил? встретил вопросом хозяин.
Только начал.
Что же так, гегемон? Или ты прослойка, у которой руки из жопы растут?
Там шесть погонных метров сверления в железобетоне.
Да? Сосчитал или накинул?
Сосчитал. Пистолет бы
Возьми мой, какие проблемы?
Не такой, усмехнулся Валентин Иванович. Для дюбелей.
Для дембелей сколько угодно, а для дюбелей нет.
Если бы и нашёлся, применять его нельзя кафель, от выстрелов будет разлетаться. Да и кронштейны литые могут полететь.
Ну-ну, выставив вперёд тяжёлый подбородок, «кабан» немигающе смотрел на него налитыми глазами. Не погреб, а аэродром, поскольку всё в нём может летать. Действуй дальше. Пока.
По пути домой Валентин Иванович размышлял над тем, что могло означать это «пока». «Кабан» попрощался с ним или же пока разрешал мантулить в образцовом подвале? «И это новые хозяева страны?» задавал он себе и такой вопрос.
И всё же жизнь в Стюрвищах у них мало-помалу налаживалась. Приехала от своего Гарика Рита и привезла Лене надомную работу внушительную сумку с заготовками для шитья «семейных» мужских трусов. Они вытащили швейную машинку и, отпуская шуточки по поводу изделия, осваивали технологию. Впервые за две недели лицо у Лены разгладилось, а глазам её возвратился обычный для них блеск.
Распоряжалась близлежащим окружающим пространством, как всегда, Рита:
Мы будем строчить, а ты, братишка, найди длинный гвоздь и вдевай резинки. Всё-таки шестьсот рубликов штучка.
Одна резинка?
Нет, всё изделие.
Не густо.
«Новые русские» на работу денег не швыряют.
Это я сегодня понял. Руки так набил, что резинка для меня, извините, слишком изящный предмет.
Смотри, как бы тебя не надули. Как меня один кинул, так это сейчас называется. Напросилась я к одному хмырю учить английскому языку его хмырёнка. «Рита Белова», в шутку представилась, потому что как назовусь Черновой, то сразу же получаю вопрос или замечание: как, вы такая яркая блондинка, нет, фамилия у вас неправильная Обрыдло объяснять, одним словом. Беловой назвалась только поэтому, без всякой задней мысли. «А-а, слышали», просиял он своей бронзовой сковородкой.
Недели две помучилась с хмырёнком, а его папаша вдруг в претензии ко мне: «Ты не та Рита Белова, которая на Би-Би-Си учит английскому языку радиослушателей. Я думал, что та, а ты совсем другая. Поэтому в твоих услугах мы больше нуждаемся». Ничего себе претензия! «Так вы полагали, спрашиваю, что я по ночам работаю в Лондоне, а утром мчусь на помеле в наш Пересранск учить ваше чадо?» На полнейшем серьёзе отвечает: «Конечно!» «В этом случае вам никто не поможет», говорю я, толсто намекая на полнейшую клинику, и прошу рассчитаться со мной за десять уроков. «Сожалею, но не вижу оснований, поскольку ты обманула нас». «Это вы обманулись, при чём же здесь я?» спрашиваю. «Вот именно, при чём здесь ты! Ребёнок всем рассказывает, что учительница английского у него Рита Белова, а его поднимают на смех. Прибегает весь в слезах. Тут, извини, морального ущерба куда больше, чем полагается тебе за десять уроков. Ты должна нам заплатить, а она ещё за свой обман какие-то деньги требует, нахалка!»
Жаль, что в паспорте у меня написано «Чернова», а если бы было «Белова», я бы ему всю сковородку разметила в глубокую полосочку. Так и не заплатил ни рубля, подонок. С тех пор, братишка, завела железное правило: деньги вперёд. Предоплата называется.
Ты этому, своему русскому языку детей учишь или всё же литературному? поинтересовался у неё Валентин Иванович.
Тоже мне, стилист выискался! Да пошёл ты, братишка, знаешь, куда? беззлобно сказала она.
Да, я пошёл. Поправлю-ка дверь и окно, девушка, в твоём мезонине. Там зимой будет свежо, там такие щели
Зато не жарко. Я там всю зиму почти прожила, закалилась. Если уж было в невмоготу тогда вниз, к тётке на печь.
IVИ всё-таки жизнь у них постепенно налаживалась. Он заменил в доме несколько прогнивших половых досок, отремонтировал лестницу, ведущую в Ритин мезонин, утеплил двери и окна. Лена, кажется, выходила постепенно из своего оцепенения, строча «семейные», которые Рита отвозила в город и возвращалась оттуда с деньгами и новыми заготовками. Если Рита исчезала к Гарику на несколько дней, то Лена не находила себе места, то и дело смотрела на дорогу. Но Рита возвращалась, и всё опять шло своим чередом.