Чернышёв был обманут Падуровым, который привёл его прямо к Пугачёву. Мятежники вдруг на него бросились и овладели артиллерией. Казаки и калмыки изменили. Пехота, утомлённая стужею, голодом и ночным переходом, не могла сопротивляться.
Всё было захвачено. Пугачёв повесил Чернышёва, тридцать шесть офицеров, одну прапорщицу и калмыцкого полковника.
В то же самое время бригадир Корф вступал в Оренбург с двумя тысячами четыремястами человек. Пугачёв напал на него, но был отражён городскими казаками.
Оренбургское начальство казалось обезумленным от ужаса. 14 ноября Рейнсдорп, не подав накануне никакой помощи отряду несчастного Чернышёва, вздумал сделать сильную вылазку. Всё войско, бывшее в городе (включая тут же и вновь прибывший отряд), было выведено в поле под предводительством обер-коменданта. Бунтовщики, верные своей системе, сражались издали и врассыпную, производя беспрестанный огонь из всех своих орудий. Изнурённая городская конница не могла иметь и надежды на успех. Валленштерн принуждён составить каре и отступить, потеряв тридцать два человека. В тот же день майор Варнстедт, отряженный Каром на Ново-Московскую дорогу, встречен был сильным отрядом Пугачёва и поспешно отступил, потеряв до двухсот человек убитыми.
Получив известие о взятии Чернышёва, Кар совершенно упал духом и думал уже не о победе над презренным бунтовщиком, но о собственной безопасности. Он донёс обо всём Военной коллегии, самовольно отказался от начальства под предлогом болезни, дал несколько умных советов насчёт образа действий противу Пугачёва и, оставя своё войско на попечение Фрейману, уехал в Москву, где появление его произвело общий ропот. Императрица строгим указом повелела исключить его из службы. С того времени жил он в своей деревне, где и умер в начале царствования Александра.
Императрица видела необходимость взять сильные меры противу возраставшего зла. Она искала надёжного военачальника в преемники бежавшему Кару и выбрала генерал-аншефа Бибикова. В молодых ещё летах он успел уже отличиться на поприще войны и государственности. Он служил с честию в семилетнюю войну и обратил на себя внимание Фридриха Великого. Важные препоручения были на него возлагаемы: в 1763 году послан он был в Казань для усмирения взбунтовавшихся заводских крестьян. Твёрдостию и благоразумною кротостию вскоре восстановил он порядок. В 1766 году, когда составлялась Комиссия нового уложения, он председательствовал в Костроме на выборах; сам был избран депутатом и потом назначен в предводители всего собрания. В 1771 году он назначен был на место генерал-поручика Веймарна главнокомандующим в Польше, где в скором времени успел не только устроить упущенные дела, но и приобрести любовь и доверенность побеждённых.
В эпоху, нами описываемую, находился он в Петербурге. Сдав недавно главное начальство над завоёванной Польшею он готовился ехать в Турцию служить при генерале Румянцеве. Бибиков был холодно принят императрицею, дотоле всегда к нему благосклонной. Может быть, она была недовольна нескромными словами, вынужденными у него досадою; ибо усердный на деле и душою преданный государыне, Бибиков был брюзглив и смел в своих суждениях. Но Екатерина умела властвовать над своими предубеждениями. Она подошла к нему на придворном бале с прежней ласковою улыбкой и, милостиво с ним разговаривая, объявила ему новое его назначение. Бибиков отвечал, что он посвятил себя на службу отечеству, и тут же привёл слова простонародной песни, применив их к своему положению:
Сарафан ли мой, дорогой сарафан!
Везде ты, сарафан, пригожаешься;
А не надо, сарафан, и под лавкою лежишь.
Он безоговорочно принял на себя многотрудную должность и 9 декабря отправился из Петербурга.
Приехав в Москву, Бибиков нашёл старую столицу в страхе и унынии. Жители, недавние свидетели бунта и чумы, трепетали в ожидании нового бедствия. Множество дворян бежало из губерний, уже разоряемых Пугачёвым или угрожаемых возмущением. Холопья, ими навезенные, распускали по площадям вести о вольности и о истреблении господ. Многочисленная московская чернь, пьянствуя и шатаясь по улицам, с явным нетерпением ожидала Пугачёва. Жители приняли Бибикова с восторгом, доказывавшим, в какой опасности полагали себя. Он оставил Москву, спеша оправдать её надежды66.
Глава четвертая
Разбитие Кара и Фреймана, погибель Чернышёва и неудачные вылазки Валленштерна и Корфа увеличили в мятежниках дерзость и самонадеянность. Они кинулись во все стороны, разоряя селения, города, возмущая народ, и нигде не находили сопротивления. Торнов с шестьюстами человек взбунтовал и ограбил всю Нагайбацкую область. Чика, между прочим, подступил под Уфу с десятитысячным отрядом и осадил её в конце ноября. Город не имел укреплений, подобных оренбургским; однако ж комендант Мясоедов и дворяне, искавшие в нём убежища, решили обороняться. Чика, не отважившись на сильные нападения, остановился в селе Чесноковке в десяти верстах от Уфы, взбунтовал окрестные деревни, большею частию башкирские, и отрезал город от всякого сообщения. Ульянов, Давыдов и Белобородов действовали между Уфою и Казанью. Между тем Пугачёв послал Хлопушу с пятьюстами человек и шестью пушками взять крепости Ильинскую и Верхне-Озёрную, к востоку от Оренбурга. Для защиты сей стороны отряжён был сибирским губернатором Чичериным генерал-поручик Декалонг и генерал-майор Станиславский. Первый прикрывал границы сибирские; последний находился в Орской крепости67, действуя нерешительно, теряя бодрость при малейшей опасности и под различными предлогами отказываясь от исполнения своего долга.