Они лежат на разложенном диване. Адам, оторвавшись от ласк, тянется к тумбочке за презервативом.
Сегодня можно в меня, останавливает его Олечка интимным шепотом.
Точно?.
У-гу. Хочу чувствовать тебя еще ближе
Она впускает его в себя.
Адам над ней, улыбается. Потом откидывает прядь с уха. Огромные глаза Олечки становятся еще больше.
Что это!? вскрикивает она и делает попытку высвободиться. Но Адам, схватив ее руки, распинает на диване. Это называется «полюбите нас черненькими». Я сайман!
Он наваливается на нее всем телом.
Олечка, недвижимая, лежит на диване, Адам, с сигаретой, на кресле рядом. Он наблюдает как ее уши растут, острятся и покрываются щетиной.
Очнувшись, подружка сползает с дивана, припадает к его ногам и лобызает их.
Теперь уходи, говорит он. Ты знаешь, что тебе делать.
В гулком кафельном морге двое людей один в белом халате, другой в брезентовом переднике стоят над обнаженной женщиной, лежащей на цинковом столе.
Ну что, будем смотреть, Васильич? говорит тот, что в халате: помоложе и с бородкой-эспаньолкой.
Будем, отвечает второй постарше, сутулый и с длинными руками. Он вглядывается в труп с черным обожженным ртом. Ну что, очевидный суицид казалось бы
Почему: казалось бы? По мне действительно: очевидный, говорит бородатый.
А по мне: так нет.
Это почему же, Васильич?
А потому, Лешенька, что в кабинетах поменьше сидеть надо. Ты внимательно посмотри на ее рот.
Бородатый пропускает колкость мимо ушей и, склонив голову набок, вглядывается. И что? Рот как рот. Вполне обожженый рот. Ничем не выдающийся.
Э-э, а сколько у тебя трупов с такими отравленями было?
Да не помню я, Васильич. Несколько было.
Вот именно несколько. А где потеки вокруг рта? А? Они просто обязаны быть. А тут, ощущение, что эта дама пила кислоту, как сухое вино, не торопясь и мелкими глоточками, боясь попортить нарядную кофточку. А потом аккуратно поставила посудинку и легла и померла. А? Васильич вопросительно смотрит на бородатого. Соображаете, Лешенька?
Ну может это и несколько странно, но объяснимо. Скажем у нее было очень мало кислоты, и к тому моменту как склянка должна была выпасть из рук, она уже была пуста.
А болевой шок? Нелогично, Лешенька. Посмотри на ее рот. Вернее, на ее губы. Их почти нет. Это сколько же милилитров надо выпить, а? Нелогично, Лешенька, нет. Признай.
Бородатый озабоченно задумывается. И что тогда? Криминальный труп, что ли? Кто-то залил ей кислоту насильно. Знаете, как в «Андрее Рублеве» свинец Никулину заливали?
Не знаю, как там Никулину заливали, но тут что-то не так. Ладно, будем смотреть дальше. Кстати признаков изнасилования не наблюдается?
Они смотрят друг на друга, потом на живот женщины, опушенный черной курчавостью.
Ну что ж, взглянем. Длиннорукий склоняется над черными зарослями лобка, раздвигает плоть и через несколько секунд озадаченно разгибается. Она девственница, Леша. Самая настоящая.
Да? поднимает брови бородатый. Сколько ей лет, интересно.
Они вглядываются в лицо женщины.
Я, думаю, не меньше тридцати, говорит бородатый.
Да. Морщинки вокруг рта Примерно так, соглашается длиннорукий.
Если мысленно добавить ей губы и.., бородатый склоняется и поднимает ей веко, то получим очень даже привлекательную голубоглазую брюнетку. Которая целочка в тридцать лет, и которая пьет серную кислоту как сухое вино.
Ну, не утрируй, не утрируй, юморист. Откуда ее привезли? Из квартиры? спрашивает длиннорукий.
Да нет, Васильич. Ее нашли на улице. Точнее, во дворе частного дома на Понизовского. Хозяйка дома вообще утверждает, что она ночью к ним в окно стучалась вот в таком виде. С таким вот ртом. Перепугала до икотки. Это ее соседка.
Да? Странная история. А дамочка что, из тех, что принцев до последнего ждут? спрашивает сам себя Васильич.
А принц приходит и поит кислотой, дополняет бородатый.
Не романтик, ты, Лешенька
Узкий коридор Дворца культуры офицеров, с дверями гримерных по бокам, забит разряженной молодежью.
Жорика Адам находит у входа на сцену. Угрожающе нависнув, тот что-то доказывает девице в купальнике.
Адам пробивается к нему.
Лицо Жорика красное от гнева. Я тебя последний раз спрашиваю: «бюз» снимешь?