«Тряси, тряси меня, трясина»
Тряси, тряси меня, трясина,
тебе не надо ведь бензина,
пока трясётся на крови
тряси меня, трясина рви.
Храни, храни меня, мой Боже,
раз до сих пор не изничтожил,
раз так тепло в сырой тени
храни, пока не хорони.
Люби, люби меня, малышка,
когда моя тупая книжка
воткнётся в память уголком,
люби, люби меня потом.
звездА!!Гори
Планетки по инерции
летят вокруг Звезды.
Она не дарит сердце им
не смогут унести
Она их, всё же, балует,
и светом, и теплом,
она века им жалует,
не парясь над числом.
Никто из них не ведает
её полночных тайн,
её привычки вредные
не тема для прайм-тайм.
Но всем, вокруг вертящимся,
довольно и того,
что видно в ней, светящейся
не важно, от чего.
Среди твоих поклонников
одна планетка я,
мечтатель с подоконника,
приятель воробья.
Не знаю, как там прочие
я, как Земля, живой
И днём, и ближе к ночи я
с тобой, с тобой и твой.
Ко мне Луна всё клеится,
и звёзд я вижу тьму.
А мне во тьму не верится.
Луна моя Му-Му.
Планетка по инерции
летит вокруг Звезды
Гори! Не надо сердца мне,
в моём и так есть ты.
Сколько раз?
Сколько раз я впишу эту правду: «краса»,
«красота», «ты красуня», «красивая»
в многотомник практических тем, в небеса,
копошась на земле со штативами?
Сколько раз я солгу на предмет облаков
дескать, лёгкие? Нет же, тяжёлые
Сколько раз я пополню войска дураков,
отчисляясь научными школами?
Сколько раз проведу параллель дурака
к тонкой линии солнечной вечности
и, кляня благодарно графин кабака,
излохмачусь о дно этой нечисти?
Ты представь себе небо. И нет облаков,
нет ни солнца, ни дальше созвездия
Уползёт из-под ног и земля дураков.
Не ругай меня, юная бестия.
Не ругай, что принёс многотомник тебе
со стекляшками, с крошкой графинною.
Я не так безнадёжен, в строке, и в стекле,
если горы встают над равниною.
Мои успехи глобалистов раздражают.
Мои провалы в общей норме незаметны.
Твой город спит, когда мне что-то угрожает.
Он контролёр, когда живу я без билета.
Мои дороги к урожаям неизвестны.
А тупики в прицелах спутниковых камер.
Твой город вырубил мои деревья-песни
и бросил краном в огород мне глыбу-камень.
Мои ответные ходы нет, их не будет.
Пока не будет. Лишь бы ты была спокойна.
Всё остальное городской равно простуде,
которой морсы отгружают, и достойно.
А что меня порой особенно ласкает
так это знание твоих горячих клавиш:
моя студенточка душой не городская
Ты, может быть, когда-нибудь оттуда свалишь.
Я погулял по городам. Не понаслышке
знаком с недоброй суетой промеж бетона.
Держись, малыш Тебе привет от сельской мышки
с кошачьей ловкостью, вне общего закона!
Мммутант
Иногда я готовлю сейтан
и названия новым цветам,
да такие, что сам не упомню,
проще сотню сверхновых назвать
Иногда я оладьи пеку
и надежды, в их первом соку,
и тогда (иногда) не огромна
неудач копьеносная рать.
Иногда я шинкую салат
равнодушно, как Понтий Пилат,
иногда как довольный ребенок
и, возможно (возможно), как ты
Вот. Примерно такие дела.
Кулинарный талант я, мутант
в поле супер-еды из картонок,
где обычные вянут цветы.
Сумка
Что ты раскрылась, дорожная сумка?
Некуда ехать. Я встал чтобы лечь.
Сумка, мы стёртые части рисунка.
Там щит и меч. Или щит. Или меч.
Как тебе нравится эта диада
с неким подобием смысла в щите?
Вот и меня на рисунке не надо.
Техника чуждая. Краски не те.
Можно поехать к родным и неблизким
чтобы услышать, что я дезертир.
Можно к соратникам в области виски
если нарыть номера их квартир.
Можно найти партизанских подружек,
пару составов пустить под откос.
Но Буратино, бегущий от пушек
должен беречь от винтовок свой нос.
Я проиграл все возможные войны.
В мире осталась одна буква «А».
Те, кто за ней хороши и спокойны.
Пусть на корню задохнётся война.
Раз неминуемо есть в алфавите
острая «М» и широкая «Щ»
буковку «А» пусть никто не обидит,
пусть ей хватает щита и меча.
Стой, где стоится, дорожная сумка.
Стой, мы не едем. Ты лучше поспи.
Я разделю с тобой сны недоумка.
Там топоры за любовь, за Нарспи.
Как тебе нравится эта идея
с неким подобием смысла в борьбе?
Некуда ехать. Мне вспомнить бы где я.
Стой, сумка. Стой, как стоится тебе.