И Кларица почему-то кивнула, хотя о каком маневре идет речь, для нее осталось загадкой.
А потом уходи. На то ты и гений, удовлетворенный кивком, закончил мысль Далбис.
А почему ты считаешь, что твой Овилан Кнайхет гений?
Не знаю. Честно сказать, не задумывался. Однажды услышал его игру и все, в меня это вселилось.
А если ты ошибаешься?
Нет, покачал головой Далбис, чересчур большой для его тщедушного тела. Словно тело усохло от вечной погони за какою-то призрачной целью, а голова не далась: суета, не поддамся я суетному, мне назначено что-то другое.
Эту диспропорцию между телом и головой, да к тому же неправильной формы, правое полушарие больше левого, Кларица заметила даже не в машине, а еще раньше, когда Далбис в машину ее лишь усаживал, но потом перестала обращать на это внимание. А сейчас обратила: загнанная лошадь не весь, значит, Далбис. За чем должно было что-то последовать, какие-то выводы, на которые Далбис не оставил ей времени.
Гениальность печать, от которой невозможно избавиться, сквозь сигаретный дым заговорил он так же резко, отрывисто, как говорил до этого, но теперь еще чуть-чуть раздумчиво, словно не успел придумать, чем завершит свой новый пассаж. Проклятие, если хочешь. Вот я человек заурядный. Сегодня я занят одним, а завтра все брошу и кинусь в другое. Чего не умею тому научусь. Если силы и серое вещество в голове мне позволят. А к чему я веду: у меня большой выбор. Он, в сущности, неисчерпаем. Я могу научиться паять, мастерить гитары, копировать серьги и разные глупости. Но изначально я пуст. Я пустая кастрюля, в которую надо насыпать крупу: без крупы ведь не сварится каша. Я беру все готовым, что до меня сделал кто-то другой. А он, и Далбис посмотрел на сцену, куда до этого смотреть избегал, он полон, и сразу доверху: кастрюля, крупа, всего вдоволь. Вари! И поэтому у него нет выбора Или даже не так: выбор есть, но он сделан не им. Похерь этот выбор и нет тебя, ноль. А принял в лукошко, любезный, будь гением.
Кларицу удивило, что на этот раз Далбис не выдохся, довел мысль до конца, и даже способен продолжить.
А почему ты сказал: «потом уходи»? спросила она. Если гений как раз и нельзя уходить?
И не ошиблась, Далбис продолжил:
Ну, во-первых, можно. Гению все можно, от непогасшего окурка он закурил новую сигарету. Это нам вот с тобою нельзя. Да мы и не уйдем, потому что нам некуда. А во-вторых, что делить ему с нами?
И Кларица все же обиделась, но как-то не так, как всегда обижалась. Не на Далбиса, а сама не поняла на кого. Его последние слова: «не уйдем», «что делить ему с нами?» были повторением ее, Кларицы, мыслей, которые пришли ей в голову у входа в «Розовый купол». Этими мыслями она поделилась с Добом. И Доб ей сказал: не философствуй, потому что ты женщина Не в точности так было сказано, но дело не в этом, а в том, что мысли, пришедшие в голову там, у «Розового купола», относились к городу. Дорлин порвал со своим окружением по той же причине: что делить ему с нами? Не со мной или Добом, иль Далбисом, а другими городами Флетонии. Порвал и ушел в одиночество, однако одиноким его не оставили, за ним увязались И я в том числе. Разве «гением» город не назвала.
И тут же впечатление от «Дирижабля» стало иным. Когда Кларица только вошла в его зал, еще до людей за столами, взгляд до них не добрался еще, первым ощущением было: я опускаюсь. Началось это в лифте, под всплески рекламы, а здесь, без рекламы, продолжилось. Второсортное кафе, второсортно обставленное, безвкусные граффити на стенах, да и люди, что сидят за столами Задним числом Кларица и их стала считать второсортными, сперва я ошиблась. Забегаловка, одним словом. Но, с другой стороны, видела Кларица забегаловки. Горланить, махать кулаками никто здесь не станет. Да и музыки в забегаловках нет. Автомат лишь в углу, куда бросишь монетку и сбренчит, что ему ты закажешь
И все-таки опускаюсь. В какой-то момент это чувство угасло, но теперь возродилось опять. А послушаешь Далбиса: наоборот. Когда на сцене стоит сейчас гений!
Но кто сказал, что Овилан гений? Далбис услышал, в него то вселилось Но мало ли что в кого может вселиться?
И Кларица снова посмотрела на тощего Овилана, который все так же мучил гитару.
И еще: «у меня сотня выборов», была просто обязана распутать клубок этот Кларица, то есть у него, Далбиса, и таких вот, как я. Сильно сказано, эпитафией выбить на камне. Но ежели сотня воспользуйся ими. Ладно, я не смогла, очевидно, по глупости, а тебе кто мешал? Только нет, всё туда же, привез в этот погреб?!