Не плачь, попросила Таня мишку и вытерла слезинку. Он, наверное, на работе замотался. Он обязательно придет. Скоро-скоро! Еще до Нового года.
И Таня улыбнулась.
Ангел
Когда мир трещит по швам, как старо-маленькие брюки на толстой жопе, когда отовсюду приходят вести о смерти или просто плохие вести, когда отворачиваются близкие, отталкивают любимые ты спускаешься под землю.
В метро.
На Старой Деревне.
За плечами рюкзак, нагруженный хламом, и даже не придумать, что там есть ценного, дорогого. Просто вещи. Пропади этот рюкзак, вряд ли вспомнишь, что там было.
Слезятся глаза после бессонной ночи, поёт живот, болит нога, желудок и голова
Что за дикий набор!?
На переходе, где-то в лабиринтах подземки подходит мужик.
Он вроде опрятно одет, над длиной (приблизительно, как у тебя) седой щетиной потерянные глаза.
У мужика неровная прыгающая походка. Его пошатывает. Но скорее не как пьяного, а как вдетого, с некоторой нервозностью
Он подскакивает и спрашивает: «Ты ничего не боишься?!»
И ты отвечаешь: «Ничего не боюсь!»
Он сжимает кулаки.
Несколько раз.
Сжал-разжал-сжал.
Ты ждешь, когда в его руке появится нож.
Он выбрасывает руку вперёд, большой палец оттопырен.
«Сломай мне палец! восклицает он.
Глаза его всверливаютя в твой череп.
Знакомься! Теперь это твой Ангел.
Продавец прошлого
Роману Всеволодову, Сергею Шаповалову
Именно когда пытаешься сосредоточиться, раздаётся звонок. Кирилл даже сосредоточиться не успел, только взял ручку. Звонок был в дверь. С сожалением, отложив пишущий цилиндрик и отогнав мысль «не открывать!», он не любил не открывать, Кирилл распахнул дверь. Первое, что он увидел широчайшую улыбку. Улыбка почти скрывала лицо Валеры, тело пряталось за холстами.
Валера без приветствия бесцеремонно отодвинул друга и стал расставлять картины в коридоре. Он сновал муравьём и втаскивал с лестницы всё новые и новые холсты.
Представляешь, говорил он, я думал, я их потерял.
Как это? не понял Кирилл.
Валера выпрямился, застыл.
Я их сжёг. Помнишь, я рассказывал эту историю с Союзом художников.
Валера продолжил снование.
Лет десять назад Валера попытался вступить в Союз и пришёл к мэтрам со своими работами.
Как плохо мэтры играли в футбол, не знал никто, но отфутболивали они хорошо. После долгих походов от одного к другому Валера получил-таки ответ:
«Ваши работы м-м-м как бы это помягче сказать г-г хлам. Не надо больше сюда приходить».
Валера вернулся домой, собрал все работы, вынес на помойку и сжёг.
А теперь заносил их, насколько понял Кирилл, к нему домой.
На долгое время Валера отказался от кистей и красок, только сейчас начал вновь писать.
Они сидели за столом на кухне, пили чай, кругом стояли холсты. Многие Кириллу нравились. Странная живопись, но в ней было что-то притягательное. Уродцы, отдалённо похожие на людей и животных, разыгрывали сценки из жизни. Но каждый из нарисованных созданий вызывал отклик. Великолепное чувствование цвета и интересная техника. И этого человека не приняли в Союз.
Как это получилось? спрашивал Кирилл.
Не знаю, улыбался Валера. Я думал, я их сжёг. Может, это было помешательство Я ничего не соображал. Думаю приснилось.
А как? Как они вернулись?
Я сел писать. Не идёт ничего. И вдруг вспомнилось, как я писал эти холсты, Валера широким жестом обвёл полотна. Мне так захотелось на них посмотреть Вернуть их. Звонок в дверь. Стоит мужик бомжеватого вида. Я уже хотел ему сто рублей дать, чтобы не разговаривать, а он: «А вы не хотели бы вернуть утерянное, то, о чём сожалеете?» Я сразу начал вспоминать, где накосячил, как это можно переиграть. А он достаёт из мешка полиэтиленового, позвякивая бутылками, картинку. Я смотрю моя. Моя работа!
Мистика какая-то.
Ага. Я тоже сначала не поверил. Схватил, смотрю. Моя кисть. Подпись моя. Я говорю: «Что вы хотите за это?» Он говорит: «Тысячу». Тысяча за прошлое это ведь не дорого Ну да, маленькая работа. Но это же моё прошлое. Я отдал ему штуку. Он уходит и говорит: «Это тоже ваше». Я выглянул и обалдел. Там вся лестница заставлена. Ну, я сразу к тебе.
Охренеть! Об этом роман писать нужно!
Роман и Валера снова счастливо улыбнулся.