И вот из ларца появился соловей и запел так чудесно, что нельзя было сейчас же найти какого-нибудь недостатка.
Superbe! Charmant![2] сказали фрейлины; все они болтали по-французски, одна хуже другой.
Как эта птичка напоминает мне органчик покойной императрицы! сказал один старый придворный. Да, тот же тон, та же манера давать звук!
Да! сказал император и заплакал, как ребёнок.
Надеюсь, что птица ненастоящая? спросила принцесса.
Настоящая! ответили ей доставившие подарки послы.
Так пусть она летит! сказала принцесса и так и не позволила принцу явиться к ней самому.
Но принц не унывал, вымазал себе всё лицо чёрной и бурой краской, нахлобучил шапку и постучался.
Здравствуйте, император! сказал он. Не найдётся ли у вас для меня во дворце какого-нибудь местечка?
Много вас тут ходит да ищет! ответил император. Впрочем, постой, мне нужен свинопас! У нас пропасть свиней!
И вот принца утвердили придворным свинопасом и отвели ему жалкую, крошечную каморку рядом со свиными закутками. Весь день просидел он за работой и к вечеру смастерил чудесный горшочек. Горшочек был весь увешан бубенчиками, и когда в нём что-нибудь варили, бубенчики названивали старую песенку:
Ах, мой милый Августин,
Всё прошло, прошло, прошло!
Занимательнее же всего было то, что, держа руку над подымавшимся из горшочка паром, можно было узнать, какое у кого в городе готовилось кушанье. Да уж, горшочек был не чета какой-нибудь розе!
Вот принцесса отправилась со своими фрейлинами на прогулку и вдруг услыхала мелодичный звон бубенчиков. Она сразу же остановилась и вся просияла: она тоже умела наигрывать на фортепиано «Ах, мой милый Августин». Только одну эту мелодию она и наигрывала, зато одним пальцем.
Ах, ведь и я это играю! сказала она. Так свинопас-то у нас образованный! Слушайте, пусть кто-нибудь из вас пойдёт и спросит у него, что сто ит этот инструмент.
Одной из фрейлин пришлось надеть деревянные башмаки и пойти на задний двор.
Что возьмёшь за горшочек? спросила она.
Десять принцессиных поцелуев! отвечал свинопас.
Как можно! сказала фрейлина.
А дешевле нельзя! отвечал свинопас.
Ну, что он сказал? спросила принцесса.
Право, и передать нельзя! отвечала фрейлина. Это ужасно!
Так шепни мне на ухо!
И фрейлина шепнула принцессе.
Вот невежа! сказала принцесса и пошла было, но бубенчики зазвенели так мило:
Ах, мой милый Августин,
Всё прошло, прошло, прошло!
Послушай! сказала принцесса фрейлине. Пойди спроси, не возьмёт ли он десять поцелуев моих фрейлин?
Нет, спасибо! ответил свинопас. Десять поцелуев принцессы, или горшочек останется у меня.
Как это скучно! сказала принцесса. Ну, придётся вам стать вокруг, чтобы никто нас не увидал!
Фрейлины обступили её и растопырили свои юбки; свинопас получил десять принцессиных поцелуев, а принцесса горшочек.
Вот была радость! Целый вечер и весь следующий день горшочек не сходил с очага, и в городе не осталось ни одной кухни, от камергерской до сапожниковой, о которой бы они не знали, что в ней стряпалось. Фрейлины прыгали и хлопали в ладоши.
Мы знаем, у кого сегодня сладкий суп и блинчики! Мы знаем, у кого каша и свиные котлеты! Как интересно!
Ещё бы! подтвердила обер-гофмейстерина.
Да, но держите язык за зубами, я ведь императорская дочка!
Помилуйте! сказали все.
А свинопас (то есть принц, но для них-то он был ведь свинопасом) даром времени не терял и смастерил трещотку; когда ею начинали вертеть по воздуху, раздавались звуки всех вальсов и полек, какие только есть на белом свете.
Но это superbe! сказала принцесса, проходя мимо. Вот так попурри! Лучше этого я ничего не слыхала! Послушайте, спросите, что он хочет за этот инструмент. Но целоваться я больше не стану!
Он требует сто принцессиных поцелуев! доложила фрейлина, побывав у свинопаса.
Да что он, в уме? сказала принцесса и пошла своею дорогой, но сделала два шага и остановилась.