Режиссёр Сергей Соловьёв уже начал снимать «Ассу» с музыкой Гребенщикова. Кинчева скоро позовут на главную роль в фильме «Взломщик», а вскоре и Цоя в «Иглу». Следом, ещё в СССР, начнёт сниматься в кино Олег Гаркуша из «АукцЫона».
Но Башлачёв не стал ничего этого дожидаться.
Едва его похоронили, рок-н-ролл переместился с квартирников и скромных залов на стадионы.
«Товарищи в кабинетах заливают щеками стол: / Им опять за обедом стал костью в горле очередной рок-н-ролл», пел тогда Кинчев: и это по десять раз на дню транслировалось на телевидении.
Кажется, никто тогда не догадывался о вопиющем абсурде происходящего.
У товарищей в кабинетах был совсем другой план никакой костью в горле рок-н-ролл им не вставал. Если это была кость, то как раз та самая, что бросили массам: грызите, и не отвлекайтесь.
Гребенщиков, допущенный на экраны советского телевидения несколько раньше впервые его показали ещё в 1982 году, был прозорливее, спев: «В игре наверняка что-то не так».
Что именно он не знал. До сих пор, кажется, не знает; или, верней, отказывается знать.
Один из ответов безжалостно предложил Илья Кормильцев, автор текстов для лучших песен «Наутилуса». «Мы имеем дело со старинным филистерским трюком: конвертацией гнева поэтов в политический капитал власть имущих», сказал он.
В своё время Кормильцев вспомнил забавную и много объясняющую историю о своей свердловской молодости. Они же все из Свердловска: и «Наутилус», и «Чайф», и братья Самойловы, и Настя Полева, и многие прочие наши полубоги. Однажды Кормильцев с рок-н-рольными друзьями закатились к своей знакомой из партийного семейства, и тут явился её высокопоставленный отец.
Вижу, молодёжь отдыхает? сказал отец; его голос позже будет знать вся постсоветская Россия. А как насчёт того, чтобы отдохнуть с молодёжью?
Разлили ром, и партийный хозяин, взяв стакан в здоровенную неполнопалую лапищу, предложил тост:
Давайте выпьем за вас, за молодых. Вы ещё нам очень понадобитесь.
Это был Ельцин. Перестройка даже ещё не начиналась. А Борис Николаевич уже о чём-то догадывался.
В игре наверняка было что-то не так, но наши полубоги стали в неё с удовольствием играть.
«Мы перемещались со стадиона на стадион с таким видом, словно лично отменили Советскую власть», расскажет, иронизируя над самим собой и своими собратьями, Борис Гребенщиков.
Дети, выросшие позже, до сих пор уверены, что русский рок-н-ролл многие годы сражался с проклятым советским режимом, мотал за это сроки, терпел жуткие пытки, но тайны не выдал, и, много позже, в неравной борьбе победил.
Ибо спел «всю правду».
«Пусть кто-нибудь найдёт хоть одну антисоветскую строку в доперестроечном русском роке и я возьму свои слова обратно», издевался по этому поводу Илья Кормильцев.
Кормильцев прав: в нашем рок-н-ролле не было ничего политического; умеренные социопаты, они пели про свою долю инженера на сотню рублей, восьмиклассницу и цветные сны.
«Запад мы, конечно, уважали, продолжал Кормильцев, но примерно как древние греки своих богов без пиетета. Барды были нам точно не родня Высоцкого (и Северного) сдержанно уважали, за упоминание же об Окуджаве или Галиче можно было конкретно получить в хлебало. Антисоветчина что сам-, что тамиздатовская вызывала однозначную враждебность».
Никакой диссиды там и в помине не было.
Чуваки хотели играть свои песни на хорошем аппарате и ничего больше. На Западе предоставить это своим чувакам догадались почти сразу, а у нас с некоторым запозданием; и с другими целями.
Когда бывшее комсомольское начальство подмигнуло и дало знак, что теперь можно что-нибудь и пожёстче спеть, спели пожёстче: про «выйти из-под контроля» и «полковника Васина». Но уже в самый разгар перестройки. Ни днём раньше.
«Мы утешали себя тем, что сами не лжём, расскажет Кормильцев. Цой пел: Мы ждём перемен разве это не так?»
Ждали, да.
«Мы были слишком наивны, констатировал Кормильцев, чтобы понимать: будущее принадлежит тому, кто владеет монополией на интерпретацию настоящего. Скованные одной цепью пели мы, а какой-нибудь Коротич объяснял, что речь идёт о шестой статье Конституции.
Мы приезжали в Москву и нас тут же, как кита рыбы-прилипалы, облепляли незнакомые нам благожелатели. Одни просто хотели заработать денег, и эти были самые безобидные. Другие же самозабвенно ваяли идеологические основания нового режима.