Это не молоко, это мозги у тебя через грудь вытекают.
Вот оно что, мозги? Марину, кажется, такой ответ вполне удовлетворил, это не молоко, тут же повернулась она к неподвижно сидящей на кровати девушке, это у меня мозги вытекают.
Но та не пошевелилась и даже не повернула в ее сторону взгляда своих серо-голубых глаз.
Это мозги, это не молоко, Маринка тут же побежала объяснять ситуацию проходящей мимо еще одной пациентке, потом другой, третьей, пятой, это мозги у меня вытекают.
Ну, и, слава Богу, отмахивались те.
А у вас вытекают?
Так, Маринка, пошли со мной, видимо, санитарку окончательно «достала» эта бессмысленная болтовня и она, захватив веревки, потащила Марину в наблюдательную палату, полежишь сутки, и мозги твои на место вернутся.
Нет, тетя, нет! Не надо! Я боюсь на вязки, мне страшно, завопила Марина, не надо, я больше не буду. А-а-а!!!
О, ужас! Какой кошмар! Можно с дуба рухнуть, простонала Алекс и, спрятав голову под подушку, негромко, по-волчьи, завыла.
А ну, на уколы! затеребила ее медсестра, быстренько на уколы! А то опять спать никому не дашь.
Я буду спать, обещаю, Алекс знала, как «скуют» ее сейчас эти уколы, поэтому попыталась использовать весь свой дар убеждения, я выпила все таблетки, я спокойна, правда. Я никому не скажу сегодня ни слова, пусть даже с меня снимут последние штаны. Не надо мне уколов.
Пошли, сказала. Буду я с тобой церемониться! А то сейчас снова привяжем и вколем не два, как назначено, а сразу десять уколов. Завтра не поднимешься с кровати.
Алекс со страдальческим видом поплелась вслед за медсестрой. Спорить и сопротивляться сейчас было бы глупейшим поступком с ее стороны.
Через полчаса она уже лежала на своей постели, голова потихоньку «ехала», как будто ее поместили в работающую стиральную машину, руки и ноги выкручивало во все стороны, мозги отказывались функционировать, и мутило так, как будто она съела протухшую рыбу. Все эти ощущения не давали уснуть. А крики Маринки из наблюдательной палаты: «Тетенька, тетя, я боюсь, боюсь, боюсь!» добивали окончательно.
Алекс, постанывая, долго крутилась на постели, то садилась, то вновь ложилась, продолжая «вертеться в центрифуге», пока, наконец, сон не одолел ее вконец.
Доченька, была глубокая ночь, когда ее начала теребить за плечо Ирина Авраменко, шизофреничка и клептоманка, доченька, ты не бойся, войны не будет. Я с Гитлером договорилась.
Оставь меня в покое, пожалуйста, голова у Алекс болела и тошнило, как после пьянки, Бог с ним, с Гитлером. Пусть что хочет, то и делает.
Да ты что! глаза Ирины округлились, да зачем же надо наших детей убивать? Нет, я уже договорилась, Гитлер сказал: «Хорошо, Ирина, войны не будет».
Молодец, Ирина! Миротворец ты наш! Честь тебе и хвала! А теперь можно поспать?
Нет, надо собираться ехать в Египет, кажется, больная вовсе не собиралась оставлять Алекс в покое, она даже попыталась влезть к ней под одеяло. Алекс грубо оттолкнула незваную гостью.
Вчера звонил твой отец, Ирина заговорщицки наклонилась прямо к лицу Алекс, Ты же знаешь, дочка, кто твой отец?
Нет, не знаю, да и не горю желанием узнать.
Твой отец артист из телевизора. Ты такая же красивая, как он, вот я тебя и люблю больше всего, а остальных, она обвела рукой палату, не так люблю, и в Египет их не возьму.
Алекс захотелось стукнуть надоедливую ночную собеседницу, но все тело было ватным, и совершенно не слушалось.
А остальные у тебя от кого? оставалось только поддерживать разговор.
Вон те от директора города, те от его заместителей, а эта от доктора Ивана Алексеевича
Слушай, ты, мать-героиня, а ну-ка пошла отсюда, на одной из кроватей от шума проснулась молодая белокурая женщина, ты долго здесь запаривать будешь, спать мне не давать?
Доча, я к доче
Иди, давай, недовольная больная, резко схватив с тумбочки железную кружку, с силой бросила ее Авраменко в лицо. От удара у той тут же выступила кровь.
Ой, не надо, доча, Ирина, вытирая рукавом разбитый нос, с испугом отодвинулась к двери палаты.
Вали, тормознутая, отсюда, Каждую ночь одна и та же история: то крадешь, то спать не даешь.