Евгению майор нашел на кухне. Та крутилась между разделочным столом и плитой, где аппетитно булькал борщ и жарились котлеты. Увидев сыщика, Львова обрадовалась:
Вы вовремя, Станислав. Сейчас обедать будем.
Гущину совсем не хотелось портить настроение хозяйке. Как известно, качество блюд напрямую зависит от душевного спокойствия повара.
Взяв паузу, майор дождался, пока Львова выключит огонь под кастрюлей и переложит котлеты со сковородки на блюдо. Сидя на крайне неудобном барном стуле у высокого разделочного «островка», он некоторое время наблюдал, как депутатка ловко накрывает стол, выставляет нарядные столовые приборы. Понимая, что за этим последует приглашение всех-всех на обед, Гущин приступил:
Евгения, нам надо поговорить. Сядьте, пожалуйста.
Львова выполнила просьбу, села напротив и поставила локти на столешницу.
Слушаю вас, Станислав.
Евгения Сергеевна, протокольно приступил майор, почему вы не рассказали о том, что в вечер пятницы поругались с Ларисой?
Депутатка подняла вверх аккуратные выщипанные брови.
Поругалась? переспросила она, и Гущин сразу понял, что некорректно сформулировал вопрос. Как могла депутат Госдумы «поругаться» с деревенской девочкой-прислугой?! Но Львова уже сама скорректировала вопрос ответом: Я сделала Ларисе замечание, Станислав Петрович. Попросила ее одеваться на работу менее откровенно.
А как она была одета?
Вызывающе. Львова вскинула подбородок. И мне казалось, что об этом не надо упоминать людям, которые видели ее тело.
«В том и дело, что тело, мысленно зарифмовал майор. Причем облепленное мокрым платьем, разрезанным к тому же».
Евгения Сергеевна, если можно, объясните, пожалуйста, что конкретно вызвало ваше недовольство?
Брови снова уползли под челку, но внимательный строгий взгляд Гущина напомнил, что депутат говорит со следователем. И тот не любопытствует, а работает. Причем по ее просьбе.
Львова на секунду опустила голову, переформатировала лицо из недовольного в спокойное. Вновь поглядев на сыщика, ответила четко:
Лариса расстегнула платье до бюстгальтера. А платье и так излишне откровенно ее обтягивало и было коротким. Выставляя на стол перед мужчинами тарелки с едой, она нагибалась. Евгения покривилась: Мне нужно еще что-то объяснять? Надо описывать, как вываливались наружу ее прелести из бюстгальтера?
Наверное, это было не слишком аппетитно для ужинающих. Гущин был стопроцентным мужиком и вовсе так не думал, но он старался помочь Львовой справиться с неловкостью. Не каждой женщине приятно признаваться в том, как она отреагировала на выставленные напоказ «достоинства» молоденькой прислужницы. И все же, Евгения, Стас намеренно убрал из речи официозность, почему вы не рассказали о том, что дали нагоняй Ларисе?
Мадам депутат ответила совершенно хладнокровно:
Я не считала, что это может как-то повлиять на следствие. Ларису я отчитала приватно. Наедине. То есть это не могло сказаться на ее судьбе: поговорили разошлись.
Но по этой причине Лариса в тот день ушла с работы раньше, так? Значит, это все-таки как-то сказалось.
Львова снова наклонила голову.
Я принимаю ваш упрек, проговорила едва слышно. Если бы вы знали, Евгения резко подняла к сыщику лицо с алыми пятнами на скулах, как часто я упрекаю себя в этом! Вспоминаю, что плохо рассталась с несчастной девочкой!
Так почему ж не рассказали? мягко повторил сыщик.
Я думала и до сих пор считаю: это не важно, вновь обретая твердость, выговорила депутат. Не существенно.
Отнюдь. Впечатление, которое в тот вечер Лариса производила на окружающих, крайне важный момент. Не исключено, что именно откровенный наряд Ларисы мог послужить причиной ее смерти.
Евгения распахнула глаза, приложила ладонь к раскрытым губам и тихо-тихо прошептала:
Боже мой простите я не подумала об этом. Конечно же! Вызывающий наряд мог спровоцировать убийцу!
Гущину не раз случалось успокаивать-отпаивать свидетелей, на которых наваливалось озарение: их неумная секретность тормозила следствие, мешала поискам преступника!
Депутатка, разумеется, в конвульсиях не билась и волосы в раскаянии не выдирала, но шок таки испытала. Гущин, чувствуя себя немного подленько, на всех парах разрабатывал не опомнившуюся женщину: