Это весомый аргумент, если не принимать во внимание то, что и большевистская Россия была формально конституционным государством. Более того, советская конституция, просуществовавшая дольше других, практически сорок лет, была принята как раз в годы «большого террора», когда права и свободы граждан России, в том числе самые фундаментальные, ущемлялись в массовом порядке и повсеместно. Поэтому «самообозначение» не может быть аргументом в пользу действительности конституционализма.
Второй аргумент состоит в том, что в России есть конституционный текст, причем обладающий многими несомненными достоинствами.
Однако наличие текста, должным образом оформленного и принятого в качестве основного закона, как показывает практика, само по себе не является необходимым условием существования конституционализма. В конечном счете это только вопрос традиции и конституционной техники. Сам по себе этот факт ничего не доказывает. Классический пример Великобритания. Отсутствие конституционного текста в такой же степени не является доказательством отсутствия конституционализма, в какой его присутствие не является доказательством его действительности.
Третий аргумент состоит в том, что в России признается иерархия законодательства, в рамках которой ни один другой закон не может противоречить действующей конституции.
Однако иерархия законов без развитой культуры их толкования и без эффективной системы правоприменения является фикцией. Она существует лишь в воображении юристов-конституционалистов, а не в реальной жизни. Антиконституционная практика проходит сквозь иерархию законов, связанных собой лишь формально, но не общим методом интерпретации единых принципов, как нож проходит сквозь масло.
Четвертый аргумент состоит в том, что в России соблюдаются права и обеспечиваются свободы человека.
Однако это утверждение носит, как правило, оценочный характер и зависит от авторского угла зрения на предмет. В современной России действительно права человека защищены лучше, чем, скажем, в России 3040 годов XX столетия. Но в то же время в России имеются примеры очевидного и демонстративного нарушения даже таких основных прав человека, как право на жизнь и на свободу.
Пятый аргумент сводится к наличию в России Конституционного суда, который контролирует конституционную законность.
Конституционный суд Российской Федерации на самом деле является важнейшим регулятором и оказывает существенное влияние на конституционный порядок. Но конструкция закона о Конституционном суде РФ сегодня такова, что он существеннейшим образом ограничен в своих полномочиях и не может оказывать того влияния, которое действительно необходимо в целях наведения в России эффективного конституционного порядка. Сегодня законодательство о Конституционном суде РФ фактически выстроено таким образом, чтобы отсечь Конституционный суд от прямого участия в разрешении самых злободневных конституционных коллизий. По большинству острых проблем, связанных с применением конституционных принципов на практике, Конституционный суд вынужден (вольно или невольно) хранить молчание.
Конституция «от обратного»Прямых доказательств, которые могли бы свидетельствовать в пользу действительности российского конституционализма, которые подтверждали бы, что российский конституционализм является не идеологической конструкцией только, а правовой реальностью, не существует, в то время как косвенных свидетельств обратного в реальной практике конституционного правоприменения более чем достаточно.
Казалось бы, можно было давно начать рассматривать современный российский конституционализм исключительно как политическую декорацию, не имеющую ничего общего с реальными правоотношениями. Но здесь приходится вновь вернуться к знаменитому роману Михаила Булгакова и вспомнить слова Воланда о Канте, который «начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собой, соорудил собственное шестое доказательство» существования Бога.
Хотя очевидных прямых доказательств действительности российского конституционализма найти не просто, тем не менее, глядя на предмет исторически, в его развитии, придется признать, что российский конституционализм это реальность, но реальность совершенно другого порядка, чем та, которую мы ожидали увидеть, ориентируясь на западные стандарты конституционализма.