Если кто и был способен на проявление любви еще меньше, чем я, это моя жена.
Боже, пробормотала она, закрывая глаза. Сегодня ощущается особенно странно.
Может, нам стоит поехать в больницу, предложил я.
Хорошая попытка. Ты едешь на похороны своего отца.
Черт.
Нам все еще нужно найти няню, сказала она. Фирма дала мне несколько недель декретного отпуска, но они мне не понадобятся, если я найду приличную няню. Желательно маленькую пожилую мексиканку с грин-картой.
Я недовольно нахмурил брови.
Ты же понимаешь, что это звучит отвратительно и по-расистски? Особенно в присутствии твоего мужа наполовину мексиканца.
Какой из тебя мексиканец, Грэм? Ты не знаешь испанского языка.
И поэтому я не могу быть мексиканцем? Понятно, спасибо, холодно ответил я. Порой моя жена становилась мне совершенно ненавистна. И хотя мы соглашались во многих вещах, иногда слова, вылетавшие у нее изо рта, заставляли меня усомниться во всех диаграммах, которые мы когда-либо делали.
Как кто-то настолько красивый мог быть настолько уродливым?
Стук.
Стук.
Не убирая руку с живота Джейн, я почувствовал, как у меня сжимается сердце. Эти слабые удары напугали меня. Я точно знал, что не подхожу для отцовства. История моей семьи наглядно демонстрировала, что из моего рода не выходит ничего хорошего.
Я просто молился, чтобы ребенок не унаследовал мой характер или еще хуже характер моего отца.
Джейн прислонилась к моему столу и начала перекладывать мои идеально разложенные бумаги, в то время как мои пальцы все еще лежали на ее животе.
Пора идти в душ и одеваться. Я повесила твой костюм в ванной.
Я же сказал тебе, что не могу поехать. У меня дедлайн.
А твой отец уже перешел черту дедлайна, и теперь мы должны отправить его рукопись в последнее путешествие.
Его рукопись это его гроб?
Джейн нахмурилась.
Нет. Не говори глупостей. Его тело это рукопись, а гроб это переплет.
Чертовски дорогой переплет. Я не могу поверить, что он выбрал гроб, отделанный золотом, я замолчал и прикусил губу. Хотя если подумать, это в его стиле. Ты же знаешь моего отца.
Сегодня там будет очень много народу. Его читатели, его коллеги.
Сотни людей соберутся в одном месте, чтобы отпраздновать жизнь Кента Рассела.
Это будет настоящий цирк, простонал я. Они будут оплакивать его, пребывая в абсолютной печали и трагично закатывая глаза в неверии. Они начнут рассказывать свои истории, делиться болью: «Только не Кент, не может быть. Благодаря этому великому человеку я занялся писательством. Только из-за него я уже пять лет не притрагивался к спиртному. Не могу поверить, что он ушел. Кент Теодор Рассел мужчина, отец, герой. Нобелевский лауреат. Мертвец». Мир будет скорбеть.
А ты? спросила Джейн. Что ты будешь делать?
Я? Я откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Я закончу свою рукопись.
Тебе грустно, что он ушел? спросила Джейн, потирая свой живот.
Ее вопрос на мгновение задержался у меня в голове, прежде чем я ответил:
Нет.
Я хотел по нему скучать. Я хотел его любить. Я хотел его ненавидеть.
Я хотел его забыть.
Но я ничего не чувствовал. Мне потребовались годы, чтобы научиться ничего не чувствовать к отцу, стереть всю боль, которую он причинил мне и тем, кого я любил больше всего на свете. Единственный способ избавиться от боли это запереть ее на замок и забыть все его дурные дела, забыть свои мечты о заботливом отце.
Заперев боль, я разучился чувствовать себя полноценным человеком.
Джейн не возражала против моей запертой души, потому что она тоже ничего не чувствовала.
Ты ответил слишком быстро, сказала она.
Самый быстрый ответ всегда самый честный.
Я скучаю по нему, низким голосом сказала Джейн, пытаясь выразить свою боль по поводу потери моего отца. Можно сказать, что Кент Рассел стал лучшим другом миллионов благодаря своим книгам, вдохновляющим речам, искусно сконструированной личности и бренду, которые он продавал миру. Я бы тоже скучал по нему, если бы не знал, кем он был на самом деле.
Ты скучаешь по нему, потому что никогда его не знала. Прекрати хандрить из-за человека, который не стоит твоего времени.
Нет, резко ответила она с болью в голосе. Ее глаза наполнились слезами в который раз за последние несколько дней. Не смей этого делать, Грэм. Не обесценивай мою боль. Для меня твой отец был хорошим человеком. Он был добр ко мне, когда ты был холоден, и заступался за тебя каждый раз, когда я хотела уйти, так что не надо говорить, чтобы я перестала хандрить. Ты не можешь решать, что мне чувствовать, сказала она, и я ощутил, как все ее тело сотрясается от слез.