Георгий Николаевич направил в черные кусты луч фонарика, соловей замолк, но тотчас же где-то в лесу за оврагом его песню перенял другой, потом третий…
– Какие это птички так хорошо поют? – спросил Миша.
– А ты разве не знаешь? Это же соловьи.
– В первый раз в жизни слышу, – признался он.
– Эх ты, московский мальчик! Миша обиделся.
– Мы уже пять дней как в походе, – сказал он, – очень много чего узнали, а вот про соловьев не успели.
Наконец оба спустились, вышли из оврага. Георгий Николаевич увидел догоравший костер и при его слабом свете различил темные очертания молчаливых палаток. Он насчитал их шесть.
– Вот тут. – Миша указал на самую крайнюю.
Внутри палатки было совсем сухо, только душно. Георгий Николаевич посветил фонариком и увидел мужчину, который лежал, закинув обнаженные мускулистые руки за голову. Под складками одеяла угадывалось его атлетическое телосложение и огромный рост.
У стенок палатки, поджав колени к подбородку, сидели две девочки и мальчик. Одна девочка была светловолосая, длиннолицая; другая, наоборот, круглолицая, толстая и краснощекая, в обычное время, видно, очень веселая и смешливая. И мальчик был такой же круглолицый, толстый и такой же смешливый. Но сейчас все трое выглядели хмурыми, осунувшимися.
Мужчина не спал; его русые, зачесанные назад волосы открывали широкие потные виски. От света фонарика он поморщился.
– Что с вами? – спросил Георгий Николаевич и поставил ему градусник.
Больной не отвечал. Его тусклые, словно налитые мутной водой глаза безучастно глядели куда-то в пространство.
– Что с вами? – повторил Георгий Николаевич свой вопрос. – Учтите, я врач.
Мужчина с усилием приподнялся на локтях.
– Выйдите отсюда, – коротко сказал он ребятам. – Я вас потом позову…
– Как же это вы, Петр Владимирович, так неосторожно! – упрекнул его Георгий Николаевич, оставшись вдвоем с больным. – В большом количестве щавелевая кислота вредна для организма.
– Это ребятам я наврал про щавель, чтобы не беспокоились. А на самом деле, доктор, беда. Все нутро переворачивается, даже ногой не могу пошевельнуть.
Георгий Николаевич начал щупать его живот.
– Тут болит? Тут болит? Вот тут? – спрашивал он.
– Да, тут. Вот не вовремя! Подозреваю, аппендицит у меня. Так, доктор?
Георгий Николаевич молчал. Молчал и Петр Владимирович. Вдруг больной повернул голову и спросил:
– А вы тут недалеко живете?
Георгий Николаевич в нескольких словах объяснил, кто он такой и как поселился в этом селе.
Петр Владимирович неожиданно приподнялся на локтях.
– Так вы только раньше работали врачом, а теперь вы писатель? К тому же детский? – воскликнул он. – И ваши книги ребята читали?
– Возможно, читали.
– А вы любите ребят?
– Раз я пишу для них, конечно, люблю… Пора было вынимать градусник.
– Ого! Тридцать восемь и пять! – воскликнул Георгий Николаевич. – Раз сильнейшая боль в правой нижней части живота, действительно острый аппендицит. Надо немедленно в город, в больницу на операцию.
И во второй раз за сегодняшний день он пожалел, что вблизи нет телефона.
Что же делать? До города семь километров, до ближайшего пионерского лагеря – три. Он решил попросить кого-нибудь из радульских парней довезти его до лагеря на мотоцикле, поднять там тревогу – или раздобыть машину, или дозвониться до города, до «скорой помощи».
А пройдет ли в село после такого дождя машина, даже грузовая?
– В Москве не чувствовал никаких признаков, – с усилием говорил между тем Петр Владимирович. Видно, каждое слово причиняло ему боль. – Ребята никогда раньше не были в походе. Иные девчонки едва волокли свое барахлишко. Я и забирал от них лишнее, да к себе в рюкзак… Килограммов на сорок набрал. Ведь их, пострелят, у меня целых тридцать. – Не говорите, не волнуйтесь, – удержал его Георгий Николаевич. – Сейчас не они, а вы на первом месте. О ребятах, пожалуйста, не беспокойтесь.