В этой луже, от которой вы воротите носы, мне даже очень тепло и приятно. И вообще, пошли бы вы подальше со своими вопросами. Что может быть у нас общего?.." Риторика!- Сядь,- попросил я.- Отстань... "А что вы ели сегодня на завтрак?" - "Два триндиплета с гарниром из отборного ила. Кипяченая болотная водичка со слизнячками..." "Отменное меню!" - "А пошли бы вы... Или хотите попробовать?" - "Нет, великодушное спасибо. Завтракали". - "Ну и пошли бы..." Зла не хватает!- Сядь,- повторил я, ощущая, как во мне начинает закипать злость.Психолог. Размазался уже до того, как увидел первого аборигена.Но слова Семена, если честно, разбередили внутри что-то тяжелое и отвратительное: ощущение, будто я уже успел окунуться в местный океан. Ругая Семена, мысленно все слова я отсылал на кафедру.Семен плюнул и бухнулся в кресло.Я вдруг уловил запах океана. Подошел к иллюминатору и проверил герметичность створов. За стеклом, мерцая зеленым светом, бесилась гроза. Был различим тяжелый гул воды. Мысль о том, что я не сдам практики, посетила впервые меня именно тогда.Ужаснувшись, я задернул шторы и грохнулся в постель, после чего полночи мучился от бессонницы, с ненавистью прислушиваясь к близкому здоровому храпу товарища. Карапетян обязательно получит диплом.Утром я старательно выискивал причины, чтобы как можно дальше оттянуть момент встречи с объектом моей практики. Долго завтракал и придирался, что бифштексы воняют болотом, запаха которого я еще не знал. Карапетян молча ел и ухмылялся. Меня это бесило. Уже выйдя в коридор, я подумал, что на мне слишком мятый костюм, и, вернувшись, переодевался с полчаса. Снаружи клубился пасмурно-зеленый день.В аквариуме сначала никого не было. Точно студент, получивший пересдачу, я смотрел на густые водоросли, валуны и огромных слизняков на прозрачных стенах. Эта пустота и тревожила и радовала - до сладкого озноба в животе.Карапетяну дали другое помещение, и я, оставшись один, позволил себе высказать несколько волновавших меня подозрений достаточно громко.Мысль о крахе блестящей карьеры психолога чаще и чаще посещала меня. Я не пытался вспоминать даже о примитивах элементарного аутотренинга.Наконец, водоросли вздрогнули и расступились. В первый миг я закрыл глаза и затаил дыхание. Стоял в такой дурацкой позе, наверное, целых полминуты. В горле что-то гулко колотилось.Опять этот запах...Открыв глаза, я увидел в аквариуме девушку, улыбнулся и поначалу хотел спросить ее, что она делает здесь в такое неподходящее время. Девушка грустно смотрела на меня. Потом вдруг села на илистое дно и обхватила колени руками. И я понял, понял, столб, что это и есть то, то есть та, ради чего, то есть ради которой я пробороздил, как говорится, половину Млечного Пути. Вот так.- Извините,- сказал вслух и приделал к стеклу контактные клапаны когитофона.И не думай, Афинка, что этот прибор способен читать все мысли: Он передает лишь то, что хочет передать мыслящий. Вот точно так.Мои "когти" молчали больше часа. Я тоже сел на пол и молча, осторожно взывал к аборигенке, интересуясь, как неуверенный паучок, ее возрастом, происхождением и настроением. Она все так же грустно смотрела на меня. И под этим взглядом я, наконец, почувствовал себя идиотом. Смутно отметив ее дикую красоту, через минуту уже страшившую меня своей неприступностью, я переключился на погребальные мысли о моей будущей профессии. Потом я представил, как легкомысленно выложу перед ректором результаты практики, вежливо извинюсь и прикрою за собой двери. И тут "когти" скрипнули.- Извините, но мне тоже тяжело, - сказала аборигенка, вернее, подумала."Аборигенка", Афина, совсем не надо понимать в том смысле, что человек прикрыт лишь пальмовыми листьями и на бедре у него разноцветная повязка.