В ту же секунду произошло еще одно событие на крыше противоположного дома быстро защелкал затвором фотоаппарат. А в следующую секунду испуганная люстра зазвенела всем телом, и в комнате погас электрический свет.
* * *За кого ты меня принимаешь?
Виктора Топова точно подменили. Он «тыкал» Катерине Михайловне, хоть они точно не успели дойти до стадии «брудершафт». Он был зол и опасен как разъяренное, готовое к атаке большое животное зубр или носорог.
Он говорил нарочито спокойно, но каждое слово его падало как неподъемная бетонная плита:
И за кого ты принимаешь себя?
Я уложилась в обещанный час, не поняла причин его гнева Катерина. В час пятнадцать
Это что, игра такая? Сначала ты заводишь меня потом едешь и трахаешь старого урода! Потом возвращаешься Я похож на какого-то мальчика для игр?
Не понимаю вас, свела брови Катя.
Объяснить? тяжело спросил он.
Сделайте одолжение, холод Катиных слов мог охладить даже лесной пожар, но внутри Топова кипел брызжущий лавой Везувий.
Прокомментируешь это?
Он показал ей экран своего смартфона, вместившего на редкость пошлое фото. Раскинув руки и ноги, Катя лежала на диване, вцепившийся в ее плечи Витольдович уже стянул с нее платье, его лицо утыкалось в Катину обнаженную грудь, штаны его полосатой пижамы сползли с ягодиц.
Пожалуй, Виктора Топова можно понять, сделать из увиденного какой-то иной вывод было попросту невозможно.
Это последнее, что успел снять фотограф, потом вы выключили свет. Час пятнадцать. Тебе хватило?
И Катя могла бы посмеяться над этой комической сценой.
Могла простить Топову ложный вывод, злость, праведный гнев.
Могла (с некоторой натяжкой) простить даже хамский тон
Все могла кроме одного.
Ты следил за мной, огласила она приговор.
И, как видишь, не зря! парировал он. Ты странная слишком. И слишком нравилась мне. Заинтриговала. Но ты точно не Золушка. Ты извращенка! Бросить меня, чтобы сбежать и переспать с этим С мерзким стариком! его лицо исказилось презрением. И как ни в чем не бывало вернуться сюда Не думай, что тебе сойдет это с рук. Что ты молчишь?
Катя вздохнула:
Думаю, как раз с рук это мне и сойдет.
Ее рука, утяжеленная кольцом с одолень-травой, подавляющей волю, легко коснулась его лба:
Забудь! прошептала Катя одними губами.
Лицо Топова замерло, как остановленный кадр кинофильма, застывшая злоба медленно стекала с лица. Катя взяла из его податливых рук телефон, отыскала в почте адрес фотографа, приславшего пикантное фото, написала ответ «Забудь все» и удалила ненужные данные.
Святая Варвара не сотворила обещанного чуда.
Виктор Топов не стал исключением по сотне разных причин все ее попытки сходить на свидание заканчивались одним кратким заклятием «Забудь!» Большинство кавалеров забыли даже о том, что она давала им шанс.
Но здесь, в ресторане, их видело слишком много людей, и с Топовым Катерине пришлось попрощаться лично.
Пару секунд, сложив пальцы в замок, положив на него подбородок, она с грустью смотрела на светловолосого витязя, не сумевшего завоевать сердце несчастной Несмеяны.
Жаль, произнесла она вполголоса. Ты мне тоже понравился. Затем быстро коснулась его руки. К сожалению, я не могу ответить вам взаимностью, церемонно сказала она.
Его лицо ожило, выражение изменилось стало таким же, как в начале вечера дружелюбным, открытым, ожидающим чуда.
Я весь вечер боялся, что вы скажите мне именно это!
А я весь вечер боялась, что мне придется вам это сказать.
Почему же тогда? Я не понимаю. Что я сделал не так?
Увы Это невозможно объяснить, сказала Катерина Михайловна Дображанская.
Есть вещи, которые нельзя объяснить большинству нормальных людей да чего уж там, никому из нормальных людей!
Потому она обречена на одиночество?
Или на лысого черта
* * *Башня, в которой уже не первое столетие собирались хранительницы Города, всегда неуловимо подстраивалась под настроение Трех Киевиц.
Становилась то тревожно-холодной, то уютно-радостно теплой.
И огонь в черном мраморном камине словно регулировал градус в зависимости от жара их споров. И книжные полки, кольцом обнимавшие стены круглой комнаты в Башни Киевиц казались то давящими церберами, то мудрыми советчиками.
А над камином висел «измеритель» иного настроения внешнего византийская фреска X века с изображением самой первой Киевицы Великой Марины.