Они жадно набрасывались на каждый подснежник, и Большое Ухо собирался узнать, куда они уносят взяток, чтобы найти их гнездо и конфисковать мед.
Левка все-таки твердо решил по примеру того пророка перейти на питание диким медом и акридами.
Он бродил за пчелой от цветка к цветку и ждал, когда она наберет на лапки цветочную пыльцу. Как только пчела взлетала, чтобы нести очередную ношу к себе домой, Левка бросался бежать за ней. Но из этого ничего не получалось: пчела моментально исчезала.
– Они летают, как пули, – жаловался Левка, – ни за что не догонишь.
Я проследил за полетом пчелы и улыбнулся:
– Это же очень просто, Большое Ухо. Не надо за ними бегать, а надо только смотреть, куда они летят.
Почти все пчелы улетали со своим грузом в одном направлении. Мы пошли в ту сторону и набрели на дерево, над которым пчелы вились и гудели.
Левка обрадовался, сел на землю и стал разуваться.
– Сейчас я вас накормлю медком, – приговаривал он. – Ты пробовал когда-нибудь свежий мед? Объедение!
Я пытался отговорить Левку, убеждая, что у пчел с весны не может быть никакого меда, но Большое Ухо уверял, что они еще с осени делают большие запасы, и этого меда у них сейчас пуда два, не меньше.
Отыскав в лесу гнилушку, любитель дикого меда разжег ее:
– Это у меня будет дымокур.
Я остался внизу, а Левка полез с головешкой на дерево.
– Васька! – закричал он вдруг. – Здесь кто-то колоду привязал…
А потом Большое Ухо начал шипеть, как рассерженный уж. С дерева упал дымокур, а за ним, ломая ветки, свалился и наш «пророк». Быстрее пули он исчез в чаще.
Пчелы накинулись на меня, и я тоже, забыв о командирском авторитете, бросился в кусты, оставляя на сучьях клочья одежды.
Пчелы до того разозлились, что потом Большое Ухо добирался ползком до злополучного дерева, где лежали ботинки.
– Хорошо бы попробовать медку, правда, Вася? – шептали все-таки Левкины распухшие губы.
Меня же занимало другое. Кто мог привязать к дереву колоду? Не пчелы же ее туда тащили? Может, там оставили ее наши далекие предки, о которых в истории сказано, что они занимались охотой, рыбной ловлей и пчеловодством?
– А колода была старая или нет? – спросил я Левку.
– Не старая, и не новая! Но привязана недавно: мочальная веревка еще совсем желтая.
Выходит, Золотая Долина не так необитаема, как мы думали. Но не Белотелое же лазает здесь по деревьям и привязывает колоды!
Хотелось посоветоваться на этот счет с Димкой, но он куда-то пропал и все не возвращался. Я уж начал всерьез беспокоиться. А Левка только усмехался…
Наконец Большое Ухо объявил, что Дубленая Кожа, наверно, пошел за… женщиной.
– Он еще утром говорил мне об этом! «Нам нужна скво, Большое Ухо, – сказал Димка, – и не будь я Дубленая Кожа, если не приведу ее сегодня же к нашему очагу».
«Не может быть, – подумал я, – чтобы Димка заигрался до того, что всерьез вообразил себя американцем на Аляске».
Но все оказалось действительно так. Часа через три Димка вернулся в хижину и, загнав с силой топор в березовую чурку, мрачно объявил:
– Если кому нужны жены – добывайте сами. Больше Дубленая Кожа на эти дела не пойдет.
После моих настоятельных расспросов Димка неохотно рассказал, как было дело.
Километрах в пяти или семи от нашего лагеря он встретил девчонку. Это была маленькая рыжая скво, которая занималась не совсем приличным для индейской женщины делом: собирала подснежники. Дубленая Кожа предложил ей пойти с ним. Она спросила: «Куда и зачем?» Он сказал, что нам нужна женщина. Она опять спросила: «Зачем?» – «Чтобы разжигать костер, варить пищу, кормить собак и грести, если нам вздумается плыть на лодке», – пояснил Димка. На это девчонка заявила, что она пока еще не дура, чтобы наниматься в батрачки.