Артист, который работает с таким цилиндром и прочими штуками, называется иллюзионистом, а фокусы с приспособлениями называют иллюзионом. Но секреты таких приспособлений берегут только капиталисты, так что если Катя не объяснит про свой фокус, то будет это не по-советски.
— Отстань! — мрачно перебила Катя. — Иллюзионщик…
Митя улыбался добродушно и растерянно. Ему казалось: вот он решится и приступит к Гайдученко с вопросом, и все получится замечательно. Она покажет «приспособление для исчезания», а он помчится домой и сделает себе такое же и даже еще лучше. Много лучше! У него есть друзья в ремесленном училище — помогут. Митя уже представлял себе покрывало, которого не видно на фоне речной воды. Серебристое, вроде палатки-серебрянки. Серебристое, отливающее, как спинка плотвички… Эх! Где только взять такой материал?
— Ну привет, Садов!
Расстроенный Митя не стал прощаться, а заложил руки в карманы и пошел рядом с Катей. А вдруг она применяла черный бархат или систему зеркал — испытанные приспособления иллюзионистов? Нет… Черный бархат годится только на фоне черного же бархата. Зеркало посреди реки не поставишь. Нет, нет! Конечно, серебрянка… Но какая? Вот вопрос.
— Ладно, — сказал Митя, — отстану. Сам попробую. Привет!
— Перемещаться? Вот чудак смешной! — вырвалось у Кати.
Вырвалось навязчивое слово. А слово-то не воробей. Действительно, раз вырвалось — не поймаешь!
Садов схватил ее за рукав.
— Куда перемещаться?!
— Ну пошли, расскажу, — сдалась Катя.
Так секрет наконец перестал быть секретом. Катя рассказала Мите о перемещениях. К Лене Пироговой она, конечно, не попала — добрый час они с Митей бродили по городку. Потрясенный Митя даже не задумался, почему доверили ему такую захватывающую тайну. Пожалуй, и сама рассказчица этого не знала. Может быть, надоело ей выкручиваться и изворачиваться — она была по натуре правдивым человеком и врала без удовольствия, по необходимости только. Может быть, замучила ее неизвестность — как быть с предупреждением Дювивье? Что она, Скупой рыцарь?
— Ну вот, — закончила Катя, — два дня прошло даром. Что делать — неизвестно.
Митя раскраснелся и шел, взволнованно посапывая. Затем надвинул фуражку на брови и заявил решительно:
— Брешешь! То есть сочиняешь.
— От дурной! Завтра же сам посмотришь!
— Это мысль, точно! — оживился Митя. — Точно! А Игоря с собой возьмем?
— Ка-ко-го Игоря? Что еще за Игорь? Трепло ты, Митька!
— Ой, он отличный парень! Местный парень, из третьей школы. Я вчера с ним познакомился.
Катя посмотрела на него с сожалением — никакой логики, никакой выдержки, трепло и трепло…
— Слушай, Митька! Слушай внимательно. Если хоть кому, если хоть одно слово без моего разрешения, мы враги на всю жизнь! Кровные враги, можешь это понять?
— Могу, — сказал Митя.
— Ты пока не можешь. Вот протреплешься, тогда поймешь. Нет, в тебе что-нибудь есть мужское?! — Катя шипела, как сердитая кошка. — Кровная вражда! Понял? Не на жизнь, а на смерть!
Митя ответил с некоторым испугом, что обещает не протрепаться никому, но Игорь-Квадратик в самом деле отличный парень, собирается быть морским радистом, и они вчера до полуночи сидели за Игоревым ка-вэ-передатчиком и имели даже связь с Югославией…
— А что это — ка-вэ-передатчик? — спросила заинтересованная Катя.
— Эге, я сам не знал до вчерашнего! Настоящая радиостанция! Там и передатчик, и приемник, и можно со всей Землей беседовать сколько влезет, а за каждую связь присылают открытку. У Игоря этих открыток — во! Целая стопка. И за вчерашнюю Югославию ему пришлют открытку…
— Здорово! — восхитилась Катя.
Ни о чем подобном она и не слыхивала, ни один из ее знакомых мальчишек не занимался таким интересным делом.