— Сержант говорит, что прежде не видел вас здесь, вот я и решил познакомиться. Мы знаем почти всех бостонских защитников по уголовным делам.
— Вы хотите сказать — судебных защитников?
— Разумеется, — покладисто ответил Питерсон. — Конечно, судебных.
Он выжидательно уставился на меня. Я молчал. Наконец капитан спросил.
— Из какой вы фирмы?
— Не понимаю, почему вы приняли меня за юриста, — ответил я. — Сроду им не был.
Капитан прикинулся удивленным.
— Но у сержанта сложилось иное впечатление. Вы представились ему как адвокат.
— Да неужели?
— Вот именно, — Питерсон уперся ладонями в стол.
— Кто вам это сказал?
— Сержант.
— Значит, он что-то напутал.
Капитан откинулся в кресле и одарил меня любезной улыбкой, словно говоря: «Ладно, ладно, не будем суетиться по пустякам».
— Знай мы, что вы не адвокат, нипочем не разрешили бы вам свидание с Ли.
— Вероятно. Только никто не поинтересовался моим именем и родом занятий, никто не просил меня расписаться в книге посетителей.
— Полагаю, сержант был сбит с толку.
— Вполне оправданное предположение, если вспомнить, какой умница ваш сержант.
На лице капитана заиграла дурацкая улыбочка. Мне был знаком этот тип людей. Удачливый легавый, знавший, когда надо возмутиться, а когда разумнее проглотить обиду. Искусный дипломат, вежливый блюститель закона. Но лишь до тех пор, пока не почувствует, что противник ломается.
— Ну? — буркнул он после долгого молчания.
— Я работаю вместе с доктором Ли, — сообщил я ему.
Если он и удивился, то виду не подал.
— Тоже врач?
— Совершенно верно.
— У вас, лекарей, определенно существует круговая порука, — не переставая улыбаться, изрек капитан. Вероятно, за последние две минуты он улыбался больше, чем за два предшествующих года.
— Не сказал бы, — возразил я.
Улыбка начала таять. Наверное, с непривычки у капитана устали лицевые мышцы.
— Если вы и впрямь врач, — проговорил Питерсон, — мой вам совет: держитесь подальше от этого Ли. Шумиха угробит вашу практику.
— Какая шумиха?
— Суд и прочее.
— А что, будет суд?
— Разумеется, — ответил Питерсон. — И громкий, так что вашей практике, вероятно, не поздоровится.
— У меня нет практики, — сообщил я ему.
— Наукой занимаетесь?
— Нет, — ответил я. — Трупы вскрываю.
Наконец-то его проняло. Питерсон привстал со стула, но тотчас опомнился и снова сел.
— Трупы, — эхом повторил он.
— Совершенно верно. Работаю в больницах, делаю всякие анализы.
Капитан надолго умолк, нахмурился, почесал тыльную сторону ладони и оглядел свой стол. Наконец он сказал:
— Не знаю, что вы пытаетесь доказать, доктор, но, как бы там ни было, мы вполне можем обойтись без вашей помощи. А Ли влип слишком серьезно, чтобы…
— Это ещё надо посмотреть.
Питерсон покачал головой.
— Вы и сами знаете, что не правы.
— Не уверен.
— Известно ли вам, на какую сумму может подать иск врач за необоснованный арест?
— На миллион долларов, — ответил я.
— Полмиллиона. Но это не так уж важно: итог один.
— Полагаете, у вас есть верное дело?
— Есть, — Питерсон снова осклабился. — Конечно, доктор Ли может позвать вас в свидетели, это ясно. И вы можете наговорить сколько угодно громких слов, чтобы обдурить присяжных и произвести на них впечатление своими высоконаучными выкладками. Но вам никуда не деться от главного факта.
— Что же это за факт?
— Нынче утром в бостонской Мемориальной больнице истекла кровью и умерла девушка. И причиной тому — подпольный аборт. Вот такой факт — простой и очевидный.
— И вы думаете, что аборт сделал доктор Ли?
— У нас имеются кое-какие улики, — вкрадчиво проговорил Питерсон.
— Надеюсь, они достаточно убедительны, — сказал я.