— Спасибо, что пришел, — сказал он.
— Если спросят, я — представитель твоего поверенного. Под этой личиной я и проник сюда. — Я извлек из кармана записную книжку. — Ты звонил адвокату?
— Нет еще.
— Почему?
— Не знаю, — он потер лоб и принялся массировать веки. — В голове все смешалось. Это какая-то бессмыслица.
— Как зовут твоего поверенного?
Арт назвал имя, и я занес его в книжку. Адвокат был хороший. Вероятно, Арт понимал, что рано или поздно ему понадобится защита.
— Хорошо, я ему позвоню. А теперь рассказывай.
— Меня арестовали по обвинению в убийстве.
— Это я уже понял. Почему ты позвонил мне?
— Потому что ты все об этом знаешь.
— Об убийстве? Ничего я не знаю.
— Ты учился на законника.
— Всего год, и это было десять лет назад. Я еле-еле сдал экзамены за семестр и уже ничего не помню.
— Джон, — сказал Арт, — в этом деле медицины не меньше, чем юриспруденции. Мне необходима твоя помощь.
— Тогда рассказывай все по порядку.
— Я этого не делал, Джон. Клянусь, я эту девицу и пальцем не тронул.
Он вышагивал все быстрее и быстрее. Я схватил его за локоть и остановил.
— Сядь и расскажи все с толком. Очень медленно.
Арт тряхнул головой, загасил сигарету и тут же закурил новую.
— Меня взяли нынче утром прямо из дома, — начал он. — Часов в семь. Привезли сюда и принялись допрашивать. Сперва сказали, что для проформы. Не знаю уж, что сие означает. А потом начали наседать.
— Сколько их было?
— Двое. Иногда приходил третий.
— Тебе грубили? Слепили лампой? Шлепали по щекам?
— Нет, ничего такого.
— Они сказали, что ты можешь позвонить адвокату?
— Да, но не сразу, а только после того, как зачитали мои конституционные права. — Он улыбнулся своей горькой насмешливой улыбкой. — Поначалу допрос был формальный, и мне не пришло в голову кому-то звонить — ведь я не сделал ничего плохого. Они впервые упомянули о девушке только через час после начала разговора.
— Что за девушка?
— Карен Рэндэлл.
— Ты не… Что? Та самая Карен?
Арт кивнул.
— Да, она. Дочь Джей Ди Рэндэлла.
— Господи.
— Сперва они спросили, что я о ней знаю, и приходила ли она ко мне на прием. Я ответил, что неделю назад она обратилась за консультацией. Жаловалась на отсутствие месячных.
— В течение какого времени?
— Четыре месяца.
— Ты сообщил им эти сведения?
— Нет, они не спрашивали.
— Хорошо.
— Они подробно расспросили меня о том, как прошел осмотр. Интересовались, были ли у неё другие жалобы, как она вела себя… Я ничего не сказал, сославшись на доверительные отношения врача и больного. Тогда они зашли с другого боку и спросили, где я был вчера вечером. Я ответил, что делал обход в больнице, а потом побродил по парку. Им хотелось знать, возвращался ли я к себе в кабинет. Я сказал, что нет. Тогда они спросили, встретил ли я кого-нибудь в парке. Я ответил: не помню. Знакомых уж точно не встретил.
Арт глубоко затянулся сигаретой. У него дрожали руки.
— И тогда они принялись мурыжить меня. Уверен ли я, что не возвращался в кабинет? Чем я занимался после обхода? Действительно ли не видел Карен с прошлой недели? Я все никак не мог взять в толк, к чему эти вопросы.
— Ну, и к чему же?
— В четыре часа утра мать Карен Рэндэлл привезла её в отделение неотложной помощи Мемориальной больницы. Карен истекала кровью и была в геморрагическом шоке. Не знаю, какие меры приняли врачи, только она умерла. И полиция думает, что вчера вечером я сделал ей аборт.
Я нахмурился. Все это не имело ни малейшего смысла.
— Почему они так уверены в этом?
— Не знаю. Я спрашивал, но они не говорят. Может, девчонка была в бреду и произнесла мое имя.
Я покачал головой.
— Нет, Арт. Полицейские боятся неоправданного ареста как чумы.