Талант порождается оригинальностью, которая представляет собой особую манеру мыслить, видеть,
понимать и оценивать. И критик, пытающийся определить существо романа соответственно представлению, составленному по романам, которые ему
нравятся, и установить некие незыблемые правила композиции, всегда обречен бороться против темперамента художника, работающего в новой манере.
Критику же, безусловно, достойному этого имени, следовало бы быть только аналитиком, чуждым тенденций, предпочтений, страстей, и, подобно
эксперту в живописи, оценивать лишь художественную сторону рассматриваемого им произведения искусства. Способность понимать решительно все
должна настолько господствовать у него над личными вкусами, чтобы он мог отмечать и хвалить даже те книги, которые ему как человеку не нравятся,
но которым он отдает должное в качестве судьи.
Однако большинство критиков, в сущности, только читатели, а это значит, что они распекают нас почти всегда понапрасну; если же хвалят, то
не знают ни удержу, ни меры.
Тому читателю, который ищет в книге только удовлетворения природной склонности своего ума, желательно, чтобы писатель угождал его
излюбленным вкусам, и поэтому он всегда признает выдающимся и хорошо написанным то произведение или тот отрывок, которые отвечают его
настроению, возвышенному, или веселому, игривому или печальному, мечтательному или трезвому.
В сущности, читающая публика состоит из множества групп, которые кричат нам:
- Утешьте меня.
- Позабавьте меня.
- Дайте мне погрустить.
- Растрогайте меня.
- Дайте мне помечтать.
- Рассмешите меня.
- Заставьте меня содрогнуться.
- Заставьте меня плакать.
- Заставьте меня размышлять.
И только немногие избранные умы просят художника:
- Создайте нам что-нибудь прекрасное, в той форме, которая всего более присуща вашему темпераменту.
И художник берется за дело и достигает успеха или терпит неудачу.
Критик должен оценивать результат, исходя лишь из природы творческого усилия, и не имеет права быть тенденциозным.
Об этом писали уже тысячу раз. Но постоянно приходится повторять то же самое.
И вот вслед за литературными школами, стремившимися дать нам искаженное, сверхчеловеческое, поэтическое, трогательное, очаровательное или
величественное представление о жизни, пришла школа реалистическая, или натуралистическая, которая взялась показать нам правду, только правду,
всю правду до конца.
Надо с одинаковым интересом относиться ко всем этим столь различным теориям искусства, а о создаваемых ими произведениях судить
исключительно с точки зрения их художественной ценности, принимая a priori <Наперед, независимо от опыта (лат.).> породившие их философские
идеи.
Оспаривать право писателя на создание произведения поэтического или реалистического - значит требовать, чтобы он насиловал свой темперамент
и отказался от своей оригинальности, значит запрещать ему пользоваться глазами и разумом, дарованными природой.
Упрекать его за то, что вещи кажутся ему прекрасными или уродливыми, ничтожными или величественными, привлекательными или зловещими, -
значит упрекать его за то, что он создан на свой особый лад и что его представления не совпадают с нашими.