Вспомнился самый страшный грех наших евреев, о котором поведал Петрович. Используя потайной сток, они сливают в пруд нечистоты. От еврейских ли помоев вода с этого края никогда не замерзает или от того, что ключи здесь сильные бьют, не знаю. Но как я мог про это забыть?!
Тем временем я стремительно превращался в один большой холынский огурец: принятая богом нижняя половина стыла в святой воде, а верхняя, оставшаяся неомытой, начала похрустывать и покрылась пупырышками.
Ступая в чавкающем иле, я двинулся к берегу. Аккуратно, чтобы не наступить на рыбу. Рыбы-то зимой спят, не хотел бы я, чтоб на меня наступили, когда я сплю. А с другими надо поступать так, как хочешь, чтобы поступали с тобой.
Держа, вопреки вопиющему мелководью, топор и телефон над головой, я выбирался из загрязненной евреями, но все же святой воды.
А может, все-таки целиком окунуться? А то выйдет я подмокший, а не окунувшийся. Да и то как-то все низом пошло. Правда, сточные воды эти, еврейские Можно снежком обтереться. Снег тоже вода, только не жидкая
Как был в пуховике, я стал приседать, стараясь омыться целиком, перекладывая телефон из одной руки в другую.
«Я не хотел прости, Серега прости, Буратино я не хотел, чтобы тебя так»
Выполз на берег. Ледяная тишина гудела. Сосны отморозили носы-сучки.
Сосед, ты в порядке?
Этот вопрос чуть не спихнул меня обратно. И кто же это?! Еврейский муж! Увидел меня в окошко и приперся спасать. С мотком автомобильного троса. Хотел меня крюком из нечистот своих выловить.
Запахиваясь, я мотнул топором, закутанный собеседник мой отскочил.
В-все х-хорошо! Вот реш-шил ок-кунуться.
Как вода?
Я не ответил, а сосед ткнул пальцем в мою правую ногу.
Оказалось, я выбрался на сушу на одну ногу босым. Правый сапог засосало. Стащив оставшийся, я, неистово шевеля каменеющим телом, под уговоры соседа «не надо» полез назад в ледяной пролом, шаря в колышущемся небе. Звезды от любопытства повылезли и, глядя на меня, мелко тряслись.
Ничего не нашел. Сплошная жижа. Надо будет весной таджика сюда загнать, пусть поныряет.
Ну, п-пойду, махнул я соседу и пошкандыбал к дому. Прямо безлошадный драгун, отбившийся от наполеоновского стада. Бреду, дрожа, по земле, где я чужой, и только снежок под ногами хрустит.
Треньк. Эсэмэска. Раз в такое время пишут, значит, важно. Едва попал пальцем по кнопке.
«Она сейчас приедет с медом. Что делать?! У меня ж аллергия».