С одной стороны участок Кокорекиных соседствовал с семьёй Кобалия, а вторую половину её дома и участка ещё при жизни Алексея выкупил Владыка всея Абхазии. На лето он привозил туда свою сестру с семьёй, и изредка, между зарубежными командировками из Европы в Азию, заезжал навестить родню. С матерью семейства Кобалия, Любой, ОД сдружилась, но несмотря на это оба соседа мечтали со временем выкупить половину дома и участок Ольги Дмитриевны, и каждый год, когда она приезжала из Москвы, заводили об этом разговор. «Я уже стала скользкая, как уж, жаловалась ОД. Каждый раз, когда они приходят говорить об этом, отнекиваюсь и ухожу от разговора».
Кто бы знал тогда, что вскоре начнётся война, и все жители покинут Колхиду
Деревенское население относилось к москвичке настороженно и за много лет так и не признало своей. «Если две мегрелки с разных концов посёлка поссорились, виновата буду всё равно я», полушутя, полувсерьёз говорила ОДэша. Местные нравы в те времена можно было бы, пожалуй, назвать средневековыми. О браке молодых людей договаривались старшие семьи, и иногда по согласованию могли организовать похищение невесты в качестве соблюдения традиции предков. Невеста знала, что её «похитят», так что сюжет фильма «Кавказская пленница» увы, не вымысел. Девочек забирали из школы после четвёртого класса, чтобы те начинали помогать матерям по хозяйству и следить за младшими детьми. Считалось, что образование женщине не нужно. Мальчикам позволяли доучиться до седьмого класса будущий хозяин дома должен уметь хорошо считать деньги. Если кто-то уезжал учиться в Сухуми и поступал в институт, он становился чуть ли не «национальным героем», местечковой знаменитостью. У каждого « хозяина двора» был большой участок земли. Жили выращиванием и продажей табака, мандаринов, мочалок; некоторые держали крупный скот и свиней, а всякая «мелочь» вроде кур и гусей была в каждом хозяйстве.
«Набросок для портрета», 1951 г., 30 х 22 см, картон, масло.
Обходя тем летом небольшой фруктовый сад, я спросила Ольгу Дмитриевну, почему она не посадит у себя больше персиковых деревьев, как у соседей. «Я сажаю, но когда в ноябре уезжаю в Москву, Люба выгоняет в мой сад пастись корову, и она съедает молодые ростки», ответила она.
«Неужели с ней нельзя поговорить?» у меня в голове такое не укладывалось.
«Бесполезно, вздохнула ОДэша. Половину посуды, которую я привожу из Москвы и запираю в доме, по приезду весной тоже недосчитываюсь».
Раз в три дня в продуктовый киоск в Колхиде привозили хлеб это были огромные круглые «булки» из серой муки, по форме чем-то напоминающие низкие большие куличи. Продавали на развес. Ничего удивительного в этом хлебе не было, такой пекли в Абхазии повсеместно, и в Авиагородке, где жил мой дед, продавался такой же. Обычно за хлебом выстраивалась длинная очередь, и чтобы не тратить в ней время, за ним часто посылали детей. Мы с кузиной были привлечены к помощи по хозяйству лет с шести. «Мне килограмм!» говорила я, протягивая замусоленный в кулаке бумажный рубль большие деньги, большая ответственность. Продавец отсчитывал сдачу, отрезал от хлеба примерно пятую часть и отдавал мне ущербный остаток, похожий на идущую на убыль Луну. Авиагородок жил своей, довольно обособленной жизнью. Его основным составом были пилоты, диспетчеры и прочий персонал сухумского аэропорта, в основном русские и украинцы. Все лётчики прибыли по распределению после войны в 1946 году поднимать гражданскую авиацию в Грузии. Поэтому очередь за хлебом была смешанной, но в основном «честной». Особенность же колхидской очереди состояла в местной традиции всегда пропускать вперёд мужчин, сколько бы им не было лет. Раз в три дня можно было наблюдать, как семидесятилетние старухи смиренно ждут на жаре, пока продавец обслужит без очереди всех мальчишек от шести до тринадцати лет. С четырнадцати мальчик уже считался взрослым настолько, что мог, как настоящий мужчина, не ходить в магазин за хлебом.
Представляю, насколько беззащитно могла себя чувствовать в таком окружении одинокая женщина выросшая в любви и уважении аристократка. И возможно, она давно уехала бы в Питер, но море и фантастическая природа помогали выживать после сложной операции. К тому моменту, как я первый раз приехала к ОДэше на побережье, она жила в Колхиде больше двадцати пяти лет.