За каких-то полчаса мимо прошагало столько молодых и здоровых мужчин, сколько и жителей-то не наберется во всей деревне Бистриц, даже если с младенцами и старухами считать. Мало того, прокатились еще батарея четырехфунтовых пушек, обоз, санитарные фуры, потом протопал запыленный взвод саперов. Наконец показался арьергард — десяток конных егерей, после которых деловито пробежала лохматая собака.
— Семьдесят первый полк седьмой пехотной дивизии, — сообщил Ламбо, знаток шевронов, погон и лампасов
— В наши места идут, — с тревогой сказал Ференц. — Тут одна дорога. Неужто ящеры опять зашевелились?
Иржи усмехнулся.
— Да дня четыре назад что-то такое было. Не приметил?
— Больше не будет, — заверил Ламбо. — Не пустят их. Вон какая силища поперла! Курфюрстенвер... Слушай, Иржи, а ловко ты тогда дракону в пузо бабахнул. Где такие пистолетики-то раздобыл, а? Не армейские, нет. Дамские какие-то. Ты когда с лошади свалился, я хорошо их разглядел.
— А мама подарила, — сказал Иржи. — Ко дню рождения.
— Ух ты! Боевая мамочка. А мне вот новые штаны сшили.
— Мать, она лучше всех знает, чего сыночку не хватает, — сказал Ференц.
Ламбо захихикал.
— Ага, конечно. Тебе небось кувалду поднесли. Маринованную!
Их вахмистр явно повидал на своем веку все, что можно повидать в армии, поэтому ничего нового не ждал и от жизни. Со скучающим видом он ехал перед колонной, оглядываясь только для того, чтобы изредка бросить через плечо пару слов команды.
Под стать начальнику оказался и немолодой капрал с артиллерийскими эмблемами на погонах. Этот неизменно держался позади, спокойно покуривая в седле.
А вот рыжий егер-сержант словно места себе не находил. Зачем-то перемещался с хвоста колонны до головы. Там придерживал жеребца, тоже рыжего, и пропускал рекрутов мимо. Через час-полтора все повторялось, и Иржи каждый раз ловил на себе его изучающий взгляд. Впрочем, не только он один.
— И чего пялится?! — пропыхтел красный, вспотевший Ламбо.
— Наверное, в свою часть кандидатов подбирает, — предположил Иржи
— Не нравится мне его рожа.
— Эх, братец! Хуже будет, если ты ему не понравишься, — сказал Ференц. — Армия-то на сержантах держится.
— А он мне больше не нравится, чем я ему, — твердил Ламбо.
— Разговорчики! — прикрикнул сержант. Макрушиц испуганно замолк. Все остальные давно помалкивали, натопались уже.
Близился конец первого армейского дня. Эпс успел спрятаться за лесистой горой Готтхоб, впереди высились серые стены Юмма.
Эта крепость, веками прикрывавшая столицу курфюршества с юго-востока, занимает мыс у слияния двух речек, Юмма и Быстрянки. С юга треугольник суши ограничивает еще и ров, поэтому в город можно попасть только по одному из мостов.
Мосты в мирное время на ночь не поднимают, да и ворота не запирают. Так было и сейчас. Но вот пушек между зубцами Иржи раньше не видел.
— Эка! Да ведь к войне дело идет, братцы, — вполголоса сказал прешерман с подбитым глазом.
— А ты не каркай, — пробурчал другой, потирая шишку на лбу.
Перед мостом вахмистр остановился и небрежно поднял руку.
— Взво-од! — тут же завопил рыжий сержант. — Не в ногу, шагом марш!
— Это еще зачем? — удивился Ламбо.
— А чтобы мост не рухнул, — ответил Ференц.
— Из-за нас?
— Из-за тебя. Физику надо было учить, двоечник.
— Зачем? — отмахнулся Ламбо. — По мосту вон и без физики пускают.
— Только до ворот офицерского училища
— А я туда не собираюсь. Нашему брату и не попасть, приставки «фон» не хватает. Отслужу вот, да и открою лавочку в Юмме.
— И что станешь продавать?
— Да все, что вы мне в Бистрице повыращиваете. Физики!
Миновав городские ворота, вахмистр повернул лошадь налево. Иржи вспомнил, что там за рыночной площадью располагаются старинные казармы.