Это надо плыть на юг… э… за третий Тюлений остров.
Балдун плюхнулся в воду и поплыл на юг, за третий Тюлений остров. Нырнув вниз головой, он и вправду увидел большую Каракатицу, спавшую в подводной пещере. Балдун растолкал ее и поманил лапой, приглашая всплыть на поверхность для важного разговора.
Сгорая от любопытства, Каракатица забурлила всеми своими десятью ногами и вмиг поднялась наверх.
— Эй ты, медведь! — высунув голову возле льдины, крикнула она Балдуну, сидевшему на корточках над водой. — Давай! Какой там у тебя важный лазговол?
— Пингвины устр-раивают пир-р! — заревел Балдун. — А без фр-раков никого не пускают! А у меня нет фр-рака! А на Южном полюсе так р-редко бывают пр-раздники!
— А я пли чём? — удивилась Каракатица (каракатицы не выговаривают букву «р»). — Нет у меня никаких флаков!
— Так покр-рась меня своими чер-рнилами! Нар-рисуй на мне фр-рак, Кар-ракатица!
— Дело нелегкое! — вздохнула Каракатица. — Вплочем, эта затея мне по нутлу. А ну-ка, ложись плямо на льдину. Спелва я выклашу тебе один бок, потом спину, а потом уж длугой!
И Каракатица принялась красить медведя. Она очень старалась и извела на него почти весь запас чернил из своего чернильного мешка. Наконец Балдун был выкрашен — издали и впрямь могло показаться, будто он надел фрак.
— Гр-рандиозно, дор-рогая Кар-ракатица! — взревел от восторга Балдун. — Уж теперь-то я отпр-равлюсь на пир-р!
— Только не плыгай в воду, а то полиняешь, — предупредила Каракатица, — мои челнила не водостойкие!
— Хор-рошо! — радостно рявкнул медведь и, осторожно перешагивая с льдины на льдину, направился в парикмахерскую к кузену Роберту, чтобы тот научил его, как вести себя на пингвиньем пиру.
А вечером состоялся пир. Пингвины нарочно велели всем явиться во фраках — чтобы в их общество не затесались всякие там медведи да тюлени.
Пингвины и пингвинихи, стоя небольшими группками, болтали на разные темы и поклевывали рыбный салат из небольших ледяных вазочек, расставленных прямо на льдине, но обдуманно и со вкусом. И вдруг, ко всеобщему изумлению, среди них появился белый медведь в безукоризненно сидящем фраке.
Отказать ему было невозможно, поскольку он был одет согласно предписанию, но водиться с ним никому не хотелось — ведь медведь и во фраке медведь. Оставалось одно — не замечать его.
Когда Балдун подходил к какой-нибудь группке пингвинов и произносил, как велел ему Роберт: «Добр-рый вечер-р, милые пингвинихи! Добр-рый вечер-р, уважаемые пингвины!» — группка немедленно рассеивалась и все пингвины тут же присоединялись к другим кружкам.
Так Балдун оказался в полном одиночестве. Огромный, угрюмый, стоял он посреди пингвиньего острова, а пингвины и пингвинихи вокруг него все тараторили, тараторили, тараторили…
И тут Балдун рассвирепел.
— Хор-роши пор-рядки! — рявкнул он на первого попавшегося пингвина. — Как тут обр-ращаются с гостями?! Не отвечают на пр-риветствия! А еще во фр-раках!
— Лично я не имел чести быть удостоенным вашего приветствия, — ответил пингвин. — Но готов поздороваться с вами первым. Добрый вечер!
— Добр-рый вечер-р! — буркнул опешивший медведь.
Пингвин учтиво поклонился и тут же примкнул к небольшому кружку пингвинов, о чем-то оживленно беседовавших.
А Балдун, потеряв всякую надежду повеселиться на пингвиньем пиру, побрел прочь, бухнулся в воду — вода в то же мгновение стала черной, как чернила, — и поплыл, одинокий, без фрака, медведь медведем, к своей родной льдине.
Когда Моржиха на следующее утро спросила его, как он провёл время на пингвиньем пиру, он только пробурчал:
— Медведь — не пингвин!..
— А ты как думал? — ухмыльнулась Моржиха. — Ведь медведь и во фраке медведь.