Это
было довольно странно, ибо мис-тер Оутис на ночь всегда запирал библиотечную дверь, а окна закрывались ставнями с креп-кими засовами. Тот факт,
что пятно крови, подобно хамелеону, постоянно меняло свой цвет, также вызывало недоумение. Иногда оно было тусклого желтовато-красного цвета,
иногда алого, иногда пурпурного, а однажды, когда они сошли вниз для семейной молитвы по упрощенному ритуалу Свободной американской реформатской
епископальной церкви,пятно оказалось изумрудно-зеленым. Такого рода калейдоскопические изменения, разумеется, весьма забавляли членов
семейства Оутисов, и каждый вечер по этому поводу между ними заключались пари. Лишь юная Вирджиния не находила в этом ничего забавного; всякий
раз, увидев пятно, она почему-то грустнела, а в тот день, когда оно стало изумрудно-зеленым, даже чуть не расплакалась.
Во второй раз привидение появилось в ночь с воскресенья на понедельник. Едва лишь Оутисы улеглись спать, как в холле послышался страшный грохот.
Выбежав из своих спален, они бросились вниз и увидели, что там на каменном полу валяются упавшие с пьедестала огром-ные рыцарские доспехи, а в
кресле с высокой спинкой сидит Кентервильское привидение и, морщась от боли, потирает колени. Близнецы с той поразительной меткостью, которую
можно приобрести, лишь долго и старательно практикуясь на особе учителя чистописания, тотчас же выпустили в привидение по заряду из трубочек для
стрельбы горохом, которые они предусмот-рительно захватили с собой, а посланник Соединенных Штатов наставил на него револьвер и, в полном
соответствии с калифорнийскими правилами хорошего тона, скомандовал: «Руки вверх!» Приведение издало яростный вопль и, вскочив на ноги,
пронеслось между ними, словно гонимый ветром сгусток тумана, погасив у Вашингтона свечу и оставив их всех в кромешной темноте. Достигнув верхней
площадки лестницы, оно, с трудом придя в себя, решило продемон-стрировать свой знаменитый дьявольский хохот, который выручал его в стольких
случаях. Поговаривали, что от этих звуков за ночь поседел парик у лорда Рейкера, а три французские гувернантки леди Кентервиль заявили о своем
уходе, не прослужив в замке и месяца.
И дух разразился самым жутким хохотом, на который только был способен, и его зловещие звуки долго еще гудели под старыми сводами замка. Но не
успело смолкнуть страшное эхо, как отворилась дверь, и в коридор вышла миссис Оутис в бледно-голубом халате.
– Мне кажется, вам нездоровится, – сказала она, – так что я принесла вам микстуру доктора Добелла. Думаю, все дело в несварении желудка, и вы
сами увидите, что от этого лекарства вам сразу же станет легче.
Призрак метнул на нее яростный взгляд и тут же собрался превращаться в большую чер-ную собаку – этот трюк принес ему заслуженную славу и явился,
по мнению домашнего врача Кентервилей, причиной неизлечимого слабоумия дядюшки лорда Кентервиля, достопочтенного Томаса Хортона. Но звук
приближающихся шагов заставил его отказаться от этого коварного намерения, так что ему пришлось удовольствоваться тем, что он стал слабо
фосфоресцировать, и, когда близнецы подбежали к нему, он исчез, испустив леденящий душу кладбищенский стон.
Добравшись до своего убежища, он почувствовал себя совершенно сломленным, и им ов-ладело беспредельное отчаяние. Невоспитанность близнецов и
грубый материализм миссис Оутис были, конечно, и сами по себе крайне оскорбительны, но больше всего огорчало его то, что ему не удалось облечься
в доспехи. Он полагал, что даже эти современные американцы бу-дут повергнуты в трепет, когда перед ними предстанет Призрак в латах, – ну хотя бы
из уваже-ния к своему национальному поэту Лонгфелло, над чьей изящной, притягательной поэзией он просиживал целыми часами, когда Кентервили жили
в Лондоне.