За свиньями надежно присматривали пушистые беленькие созданьица из тех, кого владельцы огромных цепных псов с нескрываемым презрением именуют пустолайками. Но здешние собачонки вышколены были отменно и попусту лаем не разражались. Конечно, одинокий заполошный собачий визг вполне мог означать: "Ну и свинья же ты, свинья! Весь хвост отдавила!" Но уж слаженный перелай нескольких возмущенных комочков шерсти означал только одно: вторжение в святая святых свинячьего царства злонамеренного незнакомца. Хорошие были собачки, веселые, ласковые. Постояльцы их охотно подкармливали, старались не наступить на хвост по забывчивости - впрочем, собачки всегда вовремя напоминали о себе коротким негодующим взвизгом. Ну а Хэсситай благодаря выходке Байхина так и вовсе запомнил их на всю оставшуюся жизнь.
Как и в большинстве городских гостиниц и постоялых дворов, трапезная зала располагалась на нижнем этаже. Обычно стоит лишь дверь распахнуть, чтобы шагнуть из уличного гама в кухонный чад. Но прадедушка-свиновод рассудил иначе. Добрую половину дохода "Свиное подворье" получало не от постояльцев, а от завсегдатаев трапезной. По большей части то был народ солидный, любители поесть плотно, основательно и неторопливо. А о какой такой основательности может идти речь на обычном постоялом дворе? Не успел ты за столом расположиться - а позади тебя то и дело хлопает дверь, народишко посторонний туда-сюда шмыгает, а потную спину охлестывает неугомонным сквозняком? Где уж тут неспешно насладиться куском нежно-розовой или медово-коричневой свинины? Несолидно и необстоятельно. Эдакого безобразия даже самый верный завсегдатай не выдержит. Так что если хочешь остановиться на "Свином подворье", мил-друг, будь любезен прямо с улицы подняться наверх, на второй этаж, пройти по галерее, а уж тогда по узенькой лесенке, ведущей с галереи в трапезную, - милости просим. Ни шума уличного, ни грязи, ни попрошаек и безденежных зевак. Благодать, да и только. К таинству поглощения пищи вот уже четыре поколения владельцев "Подворья" относились благоговейно.
Хэсситай на галерее замешкался на долю мгновения, чтобы поправить на себе дорожный кафтан, - вот Байхин его и опередил... во всяком разе, так Хэсситаю в тот момент показалось. Он только и успел досадливо фыркнуть, когда мимо него величественным шагом прошествовал Байхин, отворотя в сторону лицо, бледное и высокомерное, словно иссеченная из самолучшего мрамора храмовая маска Демона Гордыни. А еще секундой позже надменный демон неловко подвернул ногу и ссыпался вниз по лестнице.
Хэсситай так и замер. Нескончаемо долго, словно во сне, Байхин рушился вниз, ступенька за ступенькой, и его падение сопровождалось нелепым дробным "бум... бум... бум..." - и при каждом таком "бум" оцепеневший Хэсситай ждал треска сломанных костей... но нет, хвала Богам... и снова нет... только в ответ на очередное "бум" в груди у Хэсситая тоже бухает по ребрам и замирает... бухает и замирает... После четвертого "бум" Хэсситай перекинул ногу через перильца и спрыгнул с галереи вниз, между столов, чтобы подхватить Байхина, - и только тогда понял, что спасать этого мерзавца вовсе не требуется.
Приземлился Байхин на четвереньки, нос к носу с беленькой собачонкой. Псинка от неожиданности даже не тявкнула, а тоненько икнула и присела на задние лапы. Подался чуть назад и Байхин, отклячив задницу и задрав голову. Рожа у него была глупая донельзя. Словно бы молодой кичливый аристократ недоуменно вопросил самого себя: "Как, и это посмело произойти со мной?" да так и застыл; и только потом до него медленно-медленно с превеликим трудом начало доходить, что именно это с ним и произошло. Стыд, спесь, смятение... о, на лице Байхина можно было прочесть много всякого - на любой выбор.