Сестры укутали ее одеялами из овечьей шерсти и растирали ей руки и ноги - нежно и осторожно. Они принесли ей суп, приподняли ее и накормили с ложки.
Иннилис, по ее просьбе, играла ей на арфе и флейте и пела веселые песни. Бодилис перевела на исанский несколько стихов Сафо - Квинипилис всегда восхищалась ее поэзией. Когда ей становилось лучше, она просила перевести ей что-нибудь с греческого на латынь и исанский: из Гомера или Вергилия, из Эсхила или Еврипида, комедии Филемона и Плавта, или (с вульгарной ухмылкой) самые непристойные отрывки из Аристофана и Катулла. Пару раз она зачитывала по памяти отрывки на галльском и саксонском.
Конец приближался. Вскоре она погрузилась в свои мысли и воспоминания.
На девятое утро она сказала Фенналис, которая за ней присматривала:
- Позови остальных сестер.
- Нет, зачем себя изнурять? Я едва могу расслышать твой голос, хотя ты всю ночь крепко спала. Побереги себя, и ты скоро поправишься.
Она нахмурилась и сказала, уже громче:
- Перестань. Я в своем уме и понимаю, что умирающие не поправляются. Она вдруг рассмеялась: - Я хочу побыть со всеми вами, пока меня не увезли на дребезжащей повозке. Позаботьтесь, чтобы она не развалилась по дороге.
- Я не могу их позвать, это тебя убьет.
- Еще день или два, и все будет кончено. - Квинипилис замолчала, чтобы перевести дыхание. Она теребила пальцами одеяло. - Фенналис, заклинаю тебя... позови всех...
Седовласая женщина поколебалась, словно борясь с собой, затем кивнула, закусила губу, чтобы она не дрожала, и поспешно вышла.
У изголовья кровати, на которой лежала умирающая, собрались все, кроме Гвилвилис, которая был на ночной службе. Форсквилис, являвшаяся верховной жрицей, пришла прямо их храма Белисамы. На ней было голубое платье и белый платок. Иннилис держалась за руку Виндилис, как ребенок за мать. Малдунилис плакала, едва подавляя рыдания. Ланарвилис держалась стоически. Бодилис поцеловала Квинипилис в губы и отошла. Фенналис поправила подушку, дала Квинипилис отвар из наперстянки, коры ивы и трав и держала чашу, пока та его не выпила.
Дыхание Квинипилис участилось и сделалось хриплым. Никто не проронил ни звука. Из-за тумана за окнами ничего не было видно. Свечи еле-еле освещали комнату, в углах притаился мрак. Четко были видны лишь очертания вазы, в которой стояли астры и лесной папоротник; на полках - игрушки, в которые играли ее дочери, когда были маленькими; на стене висел меч короля Вулфгара - ее первого мужчины; в нише рядом со свечками стояла статуэтка Белисамы в виде молодой женщины с ребенком. Нависла зловещая тишина.
Восковые щеки Квинипилис порозовели. Взгляд ее прояснился. Когда она заговорила, голос звучал вполне отчетливо:
- Здравствуйте. Спасибо, что пришли.
- Как мы могли не прийти, ведь ты наша мать, - ответила Виндилис.
- Я позвала вас, чтобы попрощаться. - Спокойно проговорила Квинипилис. Она подняла руку, чтобы предотвратить протестующие возгласы. - Нет, у нас осталось мало времени. Не будем тратить его на глупости. Я готова обрести вечный покой. Но сначала я должна вам кое-что сказать... вернее, оставить.
- Тихо, - обратилась к сестрам Форсквилис. - На нее снизошел дух.
Квинипилис покачала головой и попыталась улыбнуться.
- Ты заблуждаешься, моя дорогая. Это не дух, а старая сварливая женщина, она пришла за мной. - Она снова стала серьезной. - Я лежу здесь, тихо и спокойно, между жизнью и смертью и чувствую, как время ускользает от меня.
- Ты хочешь знать, кого боги выберут царствовать после тебя? - спросила Форсквилис.
Квинипилис вздохнула.
- Да. Я ухожу спокойно. Мне бы хотелось еще остаться, увидеть, как наступит лето, как вырастут дети. Но я должна уйти сейчас.