Заскрипели старые бревна настила. С борта на пристань прыгнула женщина. Толстую верёвку она быстро обвязала вокруг столбика. Черноглазая девочка, разбежавшись по палубе, перелетела через борт.
— Теплынь-то, какая, — воскликнула она и, как птица замахала, худенькими руками.
— Любка, — закричал старик, — далеко не шастай, сейчас примем груз и отвалим.
— Я туточки буду.
Она спрыгнула с причала на гравий. И только от скрипа камушков Таня с Петькой проснулись. Рядом стоял солдатский вещмешок. Шинель не взята. Петька хотел позвать солдата, но на мешке увидел записку; «Ребята, все дарю вам. Домой вернусь скоро, ждите. Ваш А. Уватов».
Захрустел гравий и в проломе показалась голова девочки:
— Вы здесь спите?
— А тебе что?
— А мы на барже сюда причалили, сейчас загрузимся и дальше поплывём. Мой дедушка — капитан, а мамка — матрос-моторист. Был папка, но с войны ещё не вернулся. — Она рукой убрала прядь волос со лба и спросила: — А вы здесь от родителей прячетесь?
— Ни от кого мы не прячемся. Нету у нас родителей, — тихо ответила Таня, — они погибли на фронте.
Девочка горестно вздохнула и хотела что-то сказать, но раздался грозный голос капитана:
— Любка, поднимись на баржу, карауль здесь. Мы за грузом сходим.
— Сейчас, деда, я мигом.
Любка исчезла. На барже заскрипела дверца и послышались шаги. Сгнившие доски захлопали под тяжёлыми сапогами. На ребят посыпалась жёлтая труха.
Когда шаги затихли, Петька выглянул из-под причала. Команда самоходки шла к железнодорожному вокзалу. Она была немногочисленной. Впереди шагал дед в старых кирзовых сапогах, а за ним Любкина мама в ветхом ситцевом платье. Третий член команды, одиннадцатилетняя Любка, осталась сторожить баржу.
— Петька, а ведь солдат Уватов нам все оставил!
— Я бы тоже так сделал.
Уватовскую шинель скрутили в тугой рулон. Концы Петька соединил хлястиком. Получилась настоящая солдатская скатка. Её Петька надел на плечо и взял вещмешок
— Почему ты сегодня мрачный? — спросила Таня.
Петька выбрался из-под причала, помог вылезти Тане. — Потому что на прииск «Лосёнок» я ехать не хочу,
— Я тоже. Маме Уватова и без нас не сладко живётся.
Они поднялись на берег и сели на обгоревшую шпалу. Стали рассматривать баржу. Дощатая палуба была вышаркана до бела. Четырехугольные крышки люков.на замках. На корме тяжёлый крашеный курятник. В щёлки выглядывали курицы» и петух. Красный глаз его отражал солнце. Петух явно хотел с кем-нибудь подраться. И тут из синевы неба спикировал на баржу коршун. Тонко запел ветер в сложенных крыльях. От страха петух хрюкнул по-поросячьи и, растолкав куриц, забился в тёмный угол.
Петька увидел под навесом у курятника кучу железных инструментов и вдруг вспомнил: такие крючья и молотки с длинными ручками он видел у папы в институте. Петька понял: баржа идёт в экспедицию.
— Таня, спроси её, — Петька кивнул на Любу, куда они плывут.
Таня пошла к причалу. Увидев её, Любка выскочила из рубки. Схватила одноствольное ружьё, встала у борта и сказала чётко:
— На судно входить запрещено!
— Я только спросить.
Но девочка явно кому-то подражала:
— Сейчас я никому не друг, а вахтенный матрос Любовь Часовитина. Охраняю государственное имущество и стрелять буду без предупреждения.
Таня обиделась и пошла назад к Петьке. Вахтенный матрос Любка Часовитина заволновалась:
— Почему ты уходишь совсем? — Она загорелым кулачком вытерла нос: — Издалека-то спрашивать можно. Разрешается, ежели издалека.
— Ну так и.скажи, куда вы плывёте?
Любка поставила ружьё к ноге. Толстый ствол чуть ли не на метр торчал выше её головы.
— Мы идём вниз по реке к Бирским порогам. Везём груз для экспедиции.
Подошёл Петька:
— А ты начальника экспедиции знаешь?
— Видела сто раз. Сидоров.