А так, в Питере обитает?
Мэри почувствовала поднимающуюся волну ревности: «Эй, девочка, напомнила она себе, следуй сценарию».
У него бюро похоронное, уточнила она холодно.
А Глеб Олегович на труповозке работает? продолжала расспрашивать Лиза.
Раздражённая, Мэри направилась к дому, а девушка так и следовала за ней.
У него много обязанностей, сдержанно объяснила женщина, Глеб его правая рука Ты же вроде шла куда-то?
Мамка в магазин послала
Ну, вот и иди! заскочив в калитку, Мэри закрыла её за собой, но девушка не ушла, а, опершись сверху, продолжала следить за Мэри.
Мэри была рада, что здания усадьбы, расположенные полукругом, загородили её от «преследовательницы».
На дворе у Орловых был устроен навес со скамейками, и там сейчас сидела Валентина Макаровна. Мэри осторожно приблизилась к ней. На столе стояла бутылка с чем-то и несколько тарелок со всякими домашними закусочками.
Садись, Машенька, ласково позвала Валентина Макаровна, пображничаем.
«От выпивки не отказываться!» обречённо вздохнув, Мэри смотрела, как свекровь наливает ей розоватую жидкость. Она взяла стакан аккуратно двумя руками, понюхала. Чарующий аромат вишни перебивал все остальные запахи, и Мэри осторожно попробовала.
К её удивлению, это не было таким крепким напитком, как она ожидала, так что женщина глотнула уже смело и даже улыбнулась, наслаждаясь мягким теплом, расходящимся по телу.
Стояли самые жаркие часы дня, хотелось так и сидеть просто глядя в пустоту, ни о чём не думая. Даже куры куда-то попрятались.
А наши когда вернуться должны? спросила Мэри, борясь с дрёмой.
Дак к вечеру, небось, только.
Простите меня, Валентина Макаровна, выдавила Мэри, за утреннее-то
Да ну её! Бабка махнула рукой. Спасибо за подарок-то. Знаешь, любопытно было. Ну, чё там свекрухе привозят: платок, посуду? А твой приборчик мне сердце растопил.
Валентина Макаровна, Мэри сама почувствовала слёзы в глазах, просто на уроках труда (подобрала Мэри российский аналог) я видела, как наша учительница мучается, вдевая нитку в иголку. Ну, я и подумала
Уж обновила утречком, рассмеялась пожилая женщина. Нет, так и надо Шурке, хорошо ты ей яйцами запустила! Тварь такая, вот ведь, змея, знает, чем поддеть!
Она снова налила себе, а Мэри сидела, зажав свой стакан в ладонях.
Все детки Богом даются, а про Глебку вообще история отдельная, Валентина Макаровна говорила, не глядя на невестку.
Девки мои почти подряд народились, а там, как отрезало! Ну, что уж есть, этих бы поднять да уследить. Старшая уже школу кончила, а Любке, младшенькой, двенадцать было. Мой Олежек с другом на пару в Город поехали, там дачу строили. Директорше фабрики. Вот друг-то вернулся, а Олег мой нет.
Она замолчала. У Мэри просто сердце остановилось.
Дружок-то его через пару дней пришёл бух на колени! «Лучше уж я скажу, чем кто-то, говорит. Остался твой Олег там, с директоршей».
Она опять выпила и продолжила со вздохом.
Я зубы сжала, ходила да головы не опускала! Хоть в меня и пальцами тыкали, да такого наслушалась, что ночью уткнусь бывало в подушку и вою, благо у девок спаленка своя.
А месяц спустя вот он здесь, здрасьте! Рыдает: «Валенька! Валенька!»
Девки на нём повисли: «Папонька! Папонька!» А у меня-то сердце растоптано!
Она оттёрла слёзы уголком косынки.
Не хотела принимать, видеть не могла! Да Бог подсказал съездила к батюшке. Церковь-то у нас только в селе соседнем, объяснила она. А он и говорит: «Безгрешных нет, прощайте и вам простится!»
Долго я думала, вспоминала жизнь-то нашу. И решила: двадцать лет мы вместе лямку тянули, как лошадки в дружной паре, что ж сучка какая-то разлучит нас? Простила, пустила И действительно, Богу, видно, угодно было смиренье моё родила я Глебушку день в день девять месяцев спустя!
Здоровенький, ласковый. Девки мои дрались его нянчить. Подрос на лыжах бегал: никто угнаться не мог. С отцом на охоту ходил: не тока белке мухе в глаз попасть мог!
«Пригодилось ему это позже», поняла Мэри, холодея.
А из армии, можно сказать, он толком и не вернулся. Так, пару раз приезжал. В «би-а-тлон» он пошёл.
Валентина Макаровна произнесла это слово нараспев, и лицо её осветилось.
«"Биатлон", Мэри тихонько пила из своего стакана. Она, наверняка, твердила это слово с гордостью, затыкая рот злопыхателям. "Биатлон" повторяла она, как заклинание, как молитву, цепляясь, как за последнюю соломинку надежды» думала она, слушая дальнейшую "исповедь" свекрови.