Фашистские власти городка приказали снять американский флаг с
крыши Гильяно. Мальчишки были так взбешены, что сняли оба флага - американский и сицилийский. Потом они отнесли флаги в свое секретное убежище -
в грот Бьянка - и закопали их около стены из валунов.
- Поглядывай за тропинками, - сказал Гильяно Пишотте и отправился в пещеру.
Место с флагами заросло реденьким, худосочным зелено-черным мхом. Гильяно сначала поковырял сапогом, потом стал орудовать небольшим камнем
как лопатой. Через несколько минут он откопал их. Американский флаг превратился в истлевшие тряпки; сицилийский же флаг они завернули в
американский, и он остался цел. Гильяно развернул его - алый и золотой, он был такой же яркий, как и в детстве. Ни одной дырочки. Гильяно вынес
его наружу.
- Помнишь его, Аспану? - спросил он Пишотту, рассмеявшись.
Пишотта уставился на флаг. И тоже засмеялся, только более возбужденно. Он подпрыгнул и выхватил флаг из руки Гильяно. Выбежал на край утеса
и замахал им над городком. Они понимали друг друга без слов. Гильяно вырвал молодое деревце, росшее на склоне утеса. Они вырыли ямку и закрепили
в ней деревце камнями, затем прицепили к нему полотнище так, чтобы его видел весь мир. Потом сели на край утеса и стали ждать.
***
Лишь к полудню они увидели что-то - это был просто одинокий человек на осле, следовавший по пыльной тропе в сторону их утеса.
Они наблюдали за ним около часа, и, когда осел приблизился к горному массиву и стал подниматься по тропе, Пишотта воскликнул:
- Вот черт, всадник-то меньше осла. Это, верно, твой крестный - Адонис.
Гильяно услышал презрение в голосе Пишотты. Пишотта - такой стройный, франтоватый, ладно скроенный - страшился физического уродства. Он
ненавидел свои слабые легкие, иногда кровянившие ему губы, не потому, что они грозили оборвать его жизнь, а потому, что это портило, как он
считал, его красоту. Сицилийцы склонны давать людям прозвища, связанные с их физическими недостатками или уродством, и однажды приятель назвал
Пишотту "Бумажными легкими". Пишотта чуть не пырнул его перочинным ножом. Лишь Гильяно со своей силищей помешал убийству.
Гильяно несколько километров пробежал вниз по склону горы и спрятался за огромным валуном. Он подождал, пока Адонис поедет по тропе мимо
него, затем выступил из-за валуна и приказал:
- Стой!
И вскинул лупару.
Адонис медленно повернулся, прикрывая туловищем движение руки, вытаскивавшей пистолет. Но Гильяно рассмеялся и зашел за валун; на солнце
поблескивал лишь ствол лупары.
- Крестный, это Тури, - крикнул Гильяно и подождал, пока Адонис сунет пистолет обратно за пояс и сбросит с себя рюкзак. Тогда Гильяно
опустил лупару и вышел из укрытия. Профессор соскочил с осла, и они обнялись. Потом двинулись вверх, к утесу; Гильяно вел осла.
- Ну, молодой человек, ты сжег за собой все мосты, - произнес Гектор Адонис своим профессорским звучным голосом. - Еще два мертвых
полицейских после вчерашней ночи. Это уже не шутка.
Они взошли на утес, Пишотта поздоровался с Адонисом, и тот сказал:
- Как только я увидел сицилийский флаг, сразу понял, что вы тут. Его видел весь город, включая фельдфебеля карабинеров. Они непременно сюда
явятся, чтобы снять его.
Адонис распаковал мешок, притороченный к ослу.