Куда же ты
направляешься?
- К утру мне нужно попасть в Трапани, - ответил Майкл. - Я побуду у друзей моего отца, пока ваш сын не приедет ко мне.
- Выпей стакан вина, - сказала мать Гильяно. - Затем пройдись по городу. Через час стол будет накрыт. А к тому времени приедут друзья Тури,
и мы сможем разумно все обсудить.
Андолини стал по одну сторону Майкла, отец Гильяно - по другую, и они пошли по мощеным узким улицам Монтелепре; теперь, когда солнце
скатилось с неба, камни казались черными. В неясном свете сумерек вокруг них двигались лишь фигуры карабинеров.
- Раньше это был оживленный городок, - сказал отец Гильяно. - Всегда, всегда очень бедный, как и вся Сицилия, полный горя, но живой. Сейчас
же больше семисот наших жителей в тюрьме - арестованы за пособничество моему сыну. Они - невиновны, большинство, во всяком случае, но
правительство арестовало их, чтобы напугать других, заставить доносить на моего Тури. В городе толкутся около двух тысяч карабинеров и не одна
тысяча ловит Тури в горах. Вот почему люди больше не обедают на воздухе, их дети больше не играют на улице. Карабинеры такие трусы, что
открывают огонь, если даже заяц перебежит дорогу. С наступлением темноты действует комендантский час, и, если какая-нибудь женщина в городе идет
навестить соседку, ее задерживают, оскорбляют и унижают. Мужчин они волокут на пытки в свои подземелья в Палермо.
Стефан Андолини решил закурить сигару, и им пришлось остановиться. Затягиваясь, он сказал с улыбкой:
- Да, мы, сицилийцы, любим родные места, но Сицилия нас не любит.
Отец Гильяно передернул плечами.
- Дурак я был, что вернулся, - и озадаченно покачал головой. - Ну почему мой сын всегда суется в дела чужих, даже когда те вовсе не
родственники? У него всегда были всякие великие идеи, он всегда говорил о справедливости. А настоящий сицилиец говорит о хлебе насущном.
Пока они шли по виа Белла, Майкл отметил, что город идеально построен для засад и партизанской войны. Улицы были настолько узки, что
проехать мог лишь один автомобиль, а многие были годны лишь для небольших повозок и ослов, на которых сицилийцы до сих пор перевозят грузы.
Буквально несколько человек могли отразить любое нападение, а затем скрыться в белых меловых горах, окружавших город.
Они спустились на центральную площадь. Андолини указал на маленькую церковь, возвышавшуюся на ней, и сказал:
- Вот здесь, в этой церкви, Тури прятался, когда полицейские первый раз пытались схватить его. С тех пор он стал чем-то вроде призрака.
Все трое уставились на церковную дверь, словно перед ними мог сейчас появиться Сальваторе Гильяно.
Солнце закатилось за горы, и они вернулись в дом как раз перед наступлением комендантского часа. Там их ждали двое незнакомцев.
Один из них - худой молодой человек с болезненно-бледной кожей и большими, черными, горячечными глазами. У него были щегольские усики и
какая-то почти женственная миловидность, хотя он совсем не выглядел женоподобным. От него исходило ощущение гордой жестокости, которая
появляется у человека, желающего командовать во что бы то ни стало.
Майкл был потрясен, когда выяснилось, что это - Гаспаре Пишотта. Пишотта - его чаще звали Аспану - был вторым человеком в отряде Тури
Гильяно, его двоюродным братом и ближайшим другом. Если не считать Гильяно, его разыскивали больше всех, за его голову было назначено
вознаграждение в пять миллионов лир.