Ему перекрыли кислород, у него конфисковали партию дури, забрали склад и отсудили дом; и, помимо всего прочего, за пропавший героин Панасоник еще оказался должен Мансуру.
Мансур перегнул палку, и оскорбленный Панасоник побежал сдавать своего шефа АМК. Тут-то его и убили. Если бы наружка в ту ночь не отлучилась попить пивка, она бы наверняка заметила убийц.
Сейчас же было поздно: оставались неясные слухи, домыслы, да наглое вранье Мансура, который везде обвинял в этом убийстве AM К.
Денис приехал в аэропорт минут за пятнадцать до посадки, и как раз успел заказать себе в vip-зале чашечку мерзкого кофе, когда двери vip распахнулись, и в них показался крепкий шестидесятилетний мужчина, немного раздавшийся в талии и с крупной лысой головой. С ним шли два охранника. Мужчина подошел к Денису и, не протягивая руки, уселся на диван.
— Доброе утрое, Денис Федорыч. Не узнаете?
Это был Афанасий Горный, король черловских железнодорожных зачетов.
— Денис Федорович, вы поступаете со мной не очень честно. Я помог Извольскому прийти в область. Я познакомил его с губернатором. Я помог ему купить этот ГОК. Я мог бы попросить долю в бизнесе — но что такое небольшой пакет акций, особенно в Сибири? Литературная условность. И я просто попросил, чтобы мне оставили мои зачеты. Это не очень большая плата за ГОК, который я вам подарил… В чем же дело?
Денис поглядел на Горного большими честными глазами.
— Афанасий Никитич, — сказал он, — не понимаю, о чем вы. Ну да, мы сделали какую-то фирмочку, чтобы возить себе окатыш. Но ваш-то бизнес тут при чем?
Горный помолчал.
— Денис, вы делаете большую ошибку. Я знаю, что про меня рассказывают всякие истории, но поверьте мне, я не жадный человек. Но когда вы загоните меня в угол, я начну кусаться. Я не Леша Панасоник. Ваши купленные мусора меня не убъют.
На пальце одного из охранников Горного сверкнули синим наколки, и Денису как-то некстати припомнилось, что Мансур, павлогорский вор в законе — большой приятель Степана Бельского.
* * *
Майе Извольской было двадцать лет, и она практически не знала России.
Когда ее брат стал финдиректором AMК, в России очень много стреляли, и Сляб поскорее отправил сестру в закрытый английский пансионат.
У Майи был острый и сухой ум, как у брата. Реальность ее мало интересовала: еще в Англии она страстно увлеклась компьютерами и к восемнадцати годам заработала свои первые деньги, как программист.
Окончив школу, она подала документы сразу в несколько престижных американских университетов и по итогам выбрала Йель. На лето после второго курса она приехала в Россию.
Она не хотела жить в Ахтарске и не любила загорода, Извольский снял ей уютную квартиру в центре Москвы и подарил автомобиль.
Спустя три дня по возвращении из Черловска Майя нашла под дверью огромную корзину с цветами. Майя втащила корзину в квартиру, пошарила по цветам и нашла там визитку с номером сотового телефона. Цветы Майя оставила, а визитку выбросила в ведро.
Новый букет принесли через два дня. В дверь он пролезал с трудом. На визитке было то же имя и тот же телефон. Вторая визитка отправилась вслед за первой.
Еще через день, около десяти вечера, кто-то позвонил Майе на сотовый.
— Алло, — сказала она.
— Привет. Как дела?
— Кто это? — спросила Майя.
— Это плохой пилот. Помните? Майя помолчала.
— Я не думаю, что вы плохой пилот, — сказала она, — но Слава говорит, что вы плохой человек.
— Давайте поужинаем и обсудим этот вопрос.
— Я не ужинаю так поздно.
— Ну давайте пообедаем завтра.
— Завтра я улетаю к бойфренду. В Вашингтон.
— В Вашингтон? Он что, американец?
— Он американец, чемпион университета по регби и внук сенатора, — с непонятным раздражением сказала Майя. Ей раньше никогда не приходило в голову хвастаться, что Джек — внук сенатора.