В траве ослепительно желтым сверкали ромашки.
Перед полосой был бетонный забор и три одиноко стоящие сосны. Стволы сосен были розовыми, как кожица новорожденного ребенка.
Самолет пронесся над верхушками сосен. Степан почувствовал легкий удар, но сумел удержать машину.
Машина перетянула через сарай, и на высоте четыре метра гидравлика отказала. Ручка управления стала колом, и машина рухнула вниз с вертикальной скоростью около полутора метров в секунду, разминувшись на сорок сантиметров с бетонным забором.
Самолет выскочил на посадочную полосу с отказавшими тормозами, неработающим реверсом и скоростью порядка 370 км в час. «Сапсан» несся по бетону, как салазки — по льду. Степан хладнокровно выждал, пока скорость машины упала на сотню километров, и только тогда выпустил тормозной парашют. Это была частая ошибка запаниковавших летчиков, садившихся на слишком большой скорости — тут же выпускать тормозной парашют, забыв, что на скорости свыше 280 км в час его тут же оторвет к чертовой матери и самолет уйдет за пределы полосы.
Самолет проскользил по полосе три километра и замер в сотне метров от ее конца. Весь полет — от момента отказа левого двигателя и до посадки — продолжался полторы минуты.
Бельский открыл колпак и вылез из кабины. Небо, в котором он чуть не остался навсегда, было голубым, как глаза его матери, и воздух вокруг пах жизнью и лесом. От дальней полосы к самолету катились несколько машин, и за ними бежали крошечные фигурки людей.
Двигатели самолета были непоправимы испорчены, по крайней мере правый, остановившийся за несколько секунд до посадки. Хрен с ними, с двигателями.
Машина была цела.
У взлетной полосы стояла девушка с коротко стрижеными белокурыми волосами и держала в руках букет васильков. Степан сделал несколько шагов, и девушка шагнула ему навстречу.
— О господи, — сказала девушка, Я… я так испугалась! Ведь было неслышно, как вы садились! То есть обычно… они садятся громче…
— А шума никакого не было, — сказал Степан, — я садился бесшумно. Как ангел.
— А если бы самолет взорвался? — спросила девушка.
— О! Даже если бы мой самолет взорвался в воздухе, вряд ли бы я попал на небо.
Он забрал у девушки букет васильков, сунул лицо в цветы и долго их нюхал.
Когда Степан поднял голову, он увидел, что к самолету подъехало несколько машин. Из одной выскочил его правая рука, Кирилл, вместе с Орловым и Ященко, а из другой, к великому изумлению Степана — Извольский. Следующей подлетел «мерс» с президентской охраной, — лысая резина заставила машину прокатиться при торможении лишний десяток метров. Из «мерса» выскочил начальник президентской охраны. От возмущения он ничего не мог сказать, только крякал.
Кирилл с пацанами кинулся к Степану, а Извольский — к девушке.
— Майя, — сказал Извольский, — ты не…
— Все в порядке.
Извольский сгреб девушку подмышку и повернулся к Степану.
— Девушка не пострадала, — сказал Степан, — а мне ты ничего не хочешь сказать?
— Я — ничего, — ответил Извольский, — но главком ВВС велел тебе передать: «скажите Бельскому, что для уголовника он летает неплохо, но машина у него — дерьмо».
Джип Извольского уже давно уехал вдаль по рулежке, а Степан все стоял и глядел то на самолет, то на укатившийся джип. Руки его бессознательно теребили букет из васильков.
Извольский улетел в Москву вместе с президентом и полпредом, а Денис задержался в области на день; большую часть времени он провел в Павлогорске с Самариным.
* * *
Дело об убийстве Панасоника рассыпалось на глазах. Картина складывалась очевидная: Панасоника приперли к стенке.