Он знал, что генеральный директор спрашивает, как с троих, а зарплату платит, как пятерым, и не хотел менять Ахрозова на какую-то группу «Сибирь». Смущенный губернатор был вынужден объяснить Константину Цою, что он не может обанкротить ГОК, так как в последнем случае разъяренный народ, того и гляди, разнесет областную администрацию по кирпичику.
В январе 2001 года Ахрозова вызвали в Москву. В шикарном кабинете банкира Ахрозова дожидались двое: сам хозяин банка и сорокатрехлетний моложавый кореец с белыми волосами. Банкир невозмутимым тоном поставил Ахрозова в известность о том, что последние две недели он вел с группой «Сибирь» переговоры о продаже контрольного пакета ГОКа, и что три дня назад они подписали по этому поводу соглашение. Банкир предложил Сергею Ахрозову уволить всех своих заместителей и написать заявление об уходе в отпуск. Банкир также тепло поблагодарил Сергея Ахрозова, который, по его мнению, являлся одним из лучших производственников России. Банкир заверил, что за Сережей сохраняются его служебные квартиры в Москве и в Белгородской области. А беловолосый кореец прибавил, что группа «Сибирь», в качестве жеста доброй воли и уважения к побежденному противнику, хотела бы выплатить Сергею Ахрозову причитающееся ему до конца года жалование — где-то около полутора миллионов долларов.
— Ты понимаешь, Сережа, — сказал Цой, — что мы не можем оставить во главе комбината человека, который последние три месяца срал нам где только мог.
Ахрозов понимал это. Он понимал также, что его отчаянная борьба спасла для банкира десятки миллионов долларов. Что не борись он, группа «Сибирь» еще три месяца назад обанкротила бы ГОК и получила бы даром то, что была в конце концов принуждена купить у банка за разумную сумму, размер которой Ахрозову даже не посчитали нужным назвать. И получалось, что от этой драки насмерть банк выиграл, а он, Ахрозов — потерял все.
Сергей Ахрозов кивнул головой и пошел вон из кабинета. У лифтовой шахты, напротив стеклянной стены, из которой открывался роскошный вид на отделанный мрамором и сталью внутренний дворик банка, его догнал Константин Цой.
— Как насчет того, чтоб поужинать вместе? — сказал Цой. — Завтра, в «Балчуге»?
— Я не любитель ходить по кабакам, — отозвался Ахрозов.
— Не пори горячку, — сказал Цой, — ты представляешь, сколько ты стоишь?
Ты стоишь больше, чем весь этот долбаный банк. Менеджеров твоего класса в России я могу пересчитать на пальцах. Причем не снимая ботинок. Сдай дела.
Посиди в отпуске месяц. Успокойся. Потом мы переговорим. Я же не живодер.
— На этот счет существуют разные мнения, — сухо сказал Ахрозов.
Сергей Ахрозов отужинал в «Балчуге» спустя неделю. Но не с Цоем. Его сотрапезником был Вячеслав Извольский, компания которого только что подала заявку на участие в аукционе по приватизации Павлогорского горно-обогатительного комбината.
* * *
Извольский поднялся навстречу Ахрозову, и на широком его, как лопата, лице, впервые за все время разговора неожиданно нарисовалась улыбка.
— Ну что, попил пивка с Анастасом?
Ахрозов пожал плечами.
— Да я не помню ничего. Там деловой разговор был, нормальный. Мы договорились почти. Он два лимона просил…
— За шахту?
— Ну… за шахту, или за «Белогурскуголь». Предприятие в том же городе, разрез и обогатительная фабрика. Мы через одну эту фабрику…
— Что скажешь, Денис?
— Разумное предложение. Не думаю, чтобы они вернули нам шахту. А вот разрез с фабрикой — пожалуй. Анастас нас пока не обманывал. Он натравил на нас Цоя, теперь ему выгодно наше усиление.
— Ему выгодно, — тяжело сказал Извольский, интонацией подчеркивая слово «ему». — Почему я должен играть так, как выгодно губернаторской подстилке? А? Я завтра лечу в Нью-Йорк.