Но если это не так, вы обязаны вернуть нас домой в целости и сохранности».
Подумал и приписал:
«Иначе вам самим будет стыдно».
Дрожа от нетерпения, я положил листок в фирменный конверт, заклеил – и снова задумался: какой же написать адрес? Братьям по разуму? Стыдно. Скажут: тоже нам братец нашёлся, родственник-переросток. Да и они с нами поступили тоже далеко не по-братски.
И я написал на конверте так:
«Руководителям эксперимента».
Вот теперь всё было ясно.
И, прижимая к груди конверт, я побежал на улицу.
Ещё ни разу я не гулял под куполом ночью, и меня поразили пустота и тишина.
У бассейна и над дорожками горели бледно-жёлтые фонари, листья пальм фанерно бренчали.
С колотящимся сердцем я добежал до центральной колонны, нажал кнопку лифта.
Дверцы с тихим шорохом расползлись, почтовый ящик был на месте. Я опустил в щель письмо. Бедный Олег! Он искал связь, а связь была под рукой. Просто Олег никому не писал писем. Я заглянул сверху в щель – письмо ещё смутно белело. Тут дверцы лифта задвинулись за моей спиной, и в наступившей темноте я увидел, как по конверту пробежал синий огонёк. Почта принята!
Я потоптался немного в кабинете… Не знаю, чего я ждал: уж не ответа ли немедленно, сию же минуту? Потом нашарил кнопку на стене, двери открылись.
У кабины стоял Дроздов.
Я обомлел. Первой моей мыслью было немедленно подняться наверх… А что дальше? Колба запаяна… Тем более что Дроздов держал руку на кнопке вызова и лифт не мог закрыться.
– Добрый вечер, Аркадий Сергеевич, – промямлил я.
Дроздов ничего не ответил. Я сразу заметил, что он еле стоит на ногах. Если бы не рука, упиравшаяся в стенку, он бы, наверно, упал. Лицо его было землисто-серым, под глазами мешки.
– Что с вами? – спросил я, выходя из кабины.
– По ночам… гуляешь… – глухим голосом проговорил Дроздов. – А спать когда?..
– Съездить наверх захотелось, – соврал я. – Подышать свежим воздухом.
Блокировка в моей голове сработала автоматически.
– Погулять… – повторил Дроздов, упираясь рукой в стену.
– А что, разве нельзя?
– Отчего же… можно…
Дроздов нелепо повернулся и прислонился спиной к колонне. Случись это днём раньше, я бы решил, что директор выпил лишнего.
– Аркадий Сергеевич, вам помочь? – спросил я.
Дроздов не отвечал. Глаза его были открыты, но дыхания не было слышно.
Я беспомощно оглянулся. Вокруг было пусто и темно. Что же делать?
– Сейчас, сейчас, – пробормотал я, схватившись за его повисшую руку.
Дроздов всей тяжестью навалился на меня. Теперь-то я точно знал, что это не живой человек: мне приходилось тащить до постели отца, Дроздов был тяжелее в два раза.
Я положил его руку себе на плечи, напрягся. Ноги Дроздова сдвинулись с места и поволочились по земле.
Так, шаг за шагом, поминутно останавливаясь, я дотащил его до голубого домика, благо было не так уж и далеко.
Но тут – новая незадача: серая пластиковая дверь была наглухо закрыта, без малейшего признака замка либо дверной ручки. Я прислонил Дроздова к стене и стал искать на земле какой-нибудь инструмент, чтобы отодвинуть дверь или, если это невозможно, взломать.
Тут за спиной у меня послышался голос:
– Ты что здесь делаешь?
Я обернулся – рядом стоял Олег. Я так обрадовался, увидев его!
– Да вот, понимаешь, – заговорил я, – разбрелись по всей территории.
– Все трое? – деловито спросил Олег.
– Нет, только один. Посмотри вокруг, может, ещё другие валяются.
Олег посветил фонариком (он оказался предусмотрительнее, чем я).
– Да вроде никого.
– Слушай, – сказал я, – не можем же мы тут его бросить.
– Не можем, – согласился Олег. – Ему нужно срочное питание.
Он подошёл к двери, потом поднял вялую руку Дроздова, провёл его ладонью по пластику – дверь отползла.
– Ты гений, – сказал я ему.