- Какие особы? И почему также к вашей жене?- Тайна досталась нам от ее родных, пешаварских армян; ее и меня звали с этой тайной в Испанию, Италию и даже в Мексику; испанская королева два раза засыпала, при нашем посредстве, а покойный мексиканский император, несчастный Максимилиан, мне даже пожаловал орден незадолго до своей катастрофы..."Ну, уж я-то не засну, ни в каком случае!" - сказал себе с твердостью Порошин, уходя от армянина.Ему показалось, что жена последнего, провожая его с лестницы, смотрела на него подозрительно и насмешливо, как бы мысля: "Придешь еще, голубчик, придешь".
* * *
Так и случилось.На другой же день Порошин возвратился на площадь Трона, к армянину.- Вот пятьсот франков,- сказал он, запыхавшись от высокой лестницы и поспешной, тревожной ходьбы.- Где ваши снадобья? Я готов...- Это для меня,- сказал армянин, считая тонкими, белыми и нежными, как у женщины, пальцами принесенное золото.- Но ведь нужны деньги и для вас?- Какие деньги? это еще для чего?- Вы же проснетесь в том веке, проживете в то именно время - семь дней сряду, - вам нужно есть, пить, захотите, пожалуй, и удовольствий.- Сколько нужно? - спросил, глядя в пол, Порошин.- Это зависит от вас самих... смотря по вашим наклонностям. Ваших привычек я не знаю,- Однако же... и мне притом трудно... я там, понимаете, не жил... экая чепуха! даже смешно...Порошин, однако, теперь не смеялся. Глаза его были строги и с острым, лихорадочным блеском смотрели куда-то далеко. Побледневшие его губы слегка вздрагивали.Армянин подумал с минуту.- Полагаю, - сказал он,- этих денег, то есть пятисот франков, будет достаточно... Я устрою их обмен и вручу вам их перед сном,- а проснувшись вы отдадите мой заработок особо - мне или жене...- Вексель надо? - спросил Порошин.- О! я вам и так поверю, - ответил армянин. - Кроме того, вам нужно... платье...- Какое платье?- Да через сто лет, надеюсь, не в этой жакетке и не в этих узких панталонах будут ходить.- Где же я возьму? притом здешние портные вряд ли подозревают будущие моды...- О! я вам и в этом помогу! У моей жены есть на такой случай запас. Армянин сходил в комнату жены и вынес оттуда картонную коробку с платьем, замшевый мешочек, какой-то странного вида ящичек и небольшую жаровню.- Вот наряд, в котором парижане будут ходить через сто лет,- сказал он. А это тогдашние, то есть будущие монеты.Он вынул из картонки шелковый просторный полукафтан, или скорее полухалат, яркого, невиданного, восточного цвета, до колен, такие же широкие панталоны, еще более яркий шейный платок и мягкую соломенную, в виде зонтика, шляпу и открыл замшевый мешочек. Из мешочка он высыпал горсть золотых монет, с надписью на одной их стороне, по-французски: "Равенство, свобода, братство" - "Французская Республика 1968 г." - а на другой стороне - какие-то восточные письмена вроде арабской или еврейской азбуки или даже иероглифов.- Нелепость! - сказал, отвернувшись, Порошин.- У французов никогда не будет республики... Они по природе монархисты, а вкусом - фетиши... Да и вы рискуете: теперь здесь правит Людовик Бонапарт - его агенты увидяту вас эти монеты, вы еще насидитесь в полиции, вас осудят и вышлют.- Это уже мое дело,- серьезно и сухо ответил армянин.Он раздул принесенную с угольями жаровню и взял в руки серебряный, с финифтью, изящного и странного вида ящичек. Из ящичка он вынул несколько зерен. Зерна были черные, блестящие, точно выточенные из агата.- Эти пилюли, - произнес с важностью и даже благоговением армянин,- вы примете, если на это решились, одну за другою... Вот ровно семь пилюль, вы проглотите их и, проспав здесь семь дней, ровно столько же дней проживете в следующем веке... Понятно ли вам? Но еще одно условие, - не мое, а тех, кто оставил нам эти зерна.- Какое? говорите скорее: не мучьте, не томите, у меня точно лихорадка...- За каждый день жизни в том земном веке, то есть через сто лет,- вы одним годом менее проживете в этом свете, или веке... Условие - извините не шуточное, и я вас о том предупреждаю... Подумайте прежде, чем решитесь заснуть.