Теперь её уже не использовали по назначению — ее превратили в склад рыболовных сетей, тачек, старых кроличьих клеток, пчелиных ульев, упряжей и мешков с кормом для хозяйских цыплят. Ещё там было хранилище для зерна, которое когда‑то, судя по всему, было большой конюшней, несколько поломанных стульев и старая деревянная колыбель, в которой не качали детей, наверное, с тех самых пор, когда мама хозяйки была ещё маленькой девочкой.
Во время обычных каникул мельница, возможно, и привлекла бы детей своим очарованием волшебного дворца с ворохом любопытных и диковинных вещиц, с которыми можно поиграть, но в этот раз все их мысли были заняты русалками. Старшие ребята решили, что с утра они отправятся взглянуть на русалку одни.
Мэйвис разбудила Фрэнсиса очень рано, они тихо оделись и даже, к сожалению, ккне стали умываться, потому что льющаяся вода, создала бы много шума. И, боюсь, волосы они расчесали тоже не слишком усердно.
Когда дети вышли из дома, на дороге не было ни души — только кошка с мельницы, которая всю ночь где‑то гуляла и приползла домой грязная и уставшая, да ещё маленькая овсянка, которая сидела на дереве в сотне ярдах вниз по дороге и самодовольно, как это делают все на свете овсянки, без конца выкрикивала своё имя, пока ребята не подошли к ней вплотную. Тогда, нагло махнув в их сторону хвостом, она перелетела на следующее дерево, где принялась воспевать себя не менее громко, чем обычно.
Желание Фрэнсиса найти русалку, тем более подкреплённое долгими годами ожидания увидеть море, было очень сильным. Было ещё слишком темно, чтобы разглядеть что‑нибудь кроме мелькающих фасадов домов, мимо которых они мчались. Но когда они с Мэйвис, бесшумно пробежав в резиновых шлёпанцах вниз по песчаной дорожке, свернули за угол, перед их глазами раскинулось нечто огромное и бледно‑серое, светящееся точками красного и золотого огня в тех местах, где его уже тронуло солнце. Фрэнсис замер.
— Мэйвис, — сказал он прерывающимся голосом, — это море!
— Да, — ответила сестра и тоже остановилась.
— В нём нет и капли того, что я ожидал увидеть, — произнёс он и побежал дальше.
— Тебе не нравится? — спросила Мэйвис, следуя за ним.
— Нравится? — сказал Фрэнсис, — это не то, что может просто нравиться.
Когда они спустились на берег, песок и галька были мокрыми, потому что отлив закончился совсем недавно. Чего здесь только не было: подводные скалы и образованные ими небольшие заводи, и моллюски, и рожки, и маленькие береговички, похожие на необычайно тонкие зёрна маиса, разбросанные среди красных, коричневых и зелёных водорослей.
— Это восхитительно! — произнёсФрэнсис. — Это просто восхитительно, если хочешь знать! Я уже почти хочу пойти и разбудить остальных, потому что мне кажется, это не совсем честно.
— Ну, они уже видели это раньше, — почти искренне ответила Мэйвис. — И я не думаю, что искать русалок вчетвером — хорошая идея.
— К тому же, — заметил Фрэнсис, высказав то, о чём оба думали со вчерашнего дня в поезде, — Кэтлин хочет пострелять в русалок, а Бернард вообще думает, что это тюлень.
Они присели и поспешно сняли шлёпанцы и носки.
— Конечно, — сказал Фрэнсис, — нам вряд ли повезёт что-нибудь найти.
— Ну, — отозвалась Мэйвис, — судя по тому, что нам известно, её уже могли найти. Будь осторожен, когда пойдёшь по этим скалам, они ужасно скользкие!
— Как будто я не знаю! — заметил Френсис и побежал по тонкой полоске песка, что отделяла скалы от гальки, и впервые коснулся ногами моря. Это было всего лишь мелкое озерцо в зеленовато‑белой скале, но, тем не менее, это было все то же море.
— Слушай, а не слишком ли она холодная? — сказала Мэйвис, отдёргивая порозовевшие, мокрые пальцы ног.