- Почему ты веришь, что Сарио Грихальва жив? - спросила Элейна.
Сааведра почувствовала, что молодая женщина уже знает ответ на свой вопрос, но не готова произнести его вслух - а может быть, и для себя самой. Она встала из-за стола, прижала руки к настоящему дереву, а не нарисованному и подошла - о Пресвятая Матерь, какое это счастье иметь возможность ходить! - к огромной доске, стоявшей у стены. Принялась изучать то, что осталось от ее тюрьмы.
Конечно, он гений. Это видно в каждой линии, в каждой тени. Разве можно, взглянув на это произведение, не узнать руку мастера, его создавшего?
- Сарио, - выдохнула она. - Мой Сарио. - Даже теперь, когда ее тела на картине не было, композиция оставалась безупречной. - Вот зеркало, - сказала Сааведра и махнула рукой. - Смотрите, оно стоит на мольберте. Одна из его причуд, так же как и то, что он нарисовал Фолио. Это говорит о высокомерии и самоуверенности, что очень характерно для него. - Сааведра чуть повернулась, взглянула на иллюстраторов и поняла: они еще не сообразили, что она имеет в виду. - Вот, - продолжала она, снова махнув рукой. - Благодаря зеркалу я осознала, что он со мной сотворил, увидела, что мир за пределами портрета существует, живет своей жизнью, а Сааведра Грихальва - нет. - Ее сердце опять затопила волна боли. - Та Сааведра, которую никто из живущих не знает.
На лице Кабрала появилось сомнение, но оно тут же сменилось горьким осмыслением того, что несколько секунд назад было произнесено вслух.
- Обнаружив, что могу шевелиться, я занялась изучением книги и лишь потом заметила зеркало. А в нем - людей. Так много людей, так много лет.., постоянно меняющийся калейдоскоп разных, чужих лиц, необычной одежды.
Внезапно Сааведра поняла, что ей теперь не так трудно говорить о том, что с ней происходило; она свободна, а ее прошлое не является ничьим настоящим.
- Временами я погружалась во мрак, словно на портрет набрасывали покрывало. Иногда мне казалось, будто я слышу голоса и кто-то ко мне обращается, хотя слова звучали непривычно - вот и сейчас ваше произношение кажется мне немного странным. - Она обернулась к Элейне. - Тебя я видела совсем недавно, потому что ты работала перед моим портретом.
- Я копировала, - кивнула Элейна.
- И Сарио. Всегда Сарио. Его одежда менялась, и спутники тоже... но он всегда оставался со мной. Приходил навещать. Может быть, позлорадствовать. Сааведра почувствовала - вот-вот на глазах появятся слезы. Плач не по умершему давным-давно Алехандро, а по мальчику, наделенному редким талантом и достигшему гораздо больше, чем кто-либо мог от него ожидать. - Последний раз я смотрела на него, когда он стоял рядом с тобой.
Элейна отвернулась, у нее было виноватое лицо - то, о чем она лишь догадывалась, подтвердилось.
- Да, теперь его тоже зовут Сарио.
- Иллюстраторов принято называть в честь их великих предков, - напомнил Кабрал.
- Нет. - Боли больше не было. Вместо нее пришла уверенность. - Это он. Мой Сарио. Матра Дольча, неужели вы думаете, я не в состоянии узнать человека, который предал меня и пленил?
- Но этого не может быть, - запротестовал Кабрал. - Этот Сарио совсем не похож на Сарио из твоего времени. Я видел его портреты. Помню, когда Сарио родился. Наш Сарио.
Неожиданно заговорил Гиаберто. Он был дядей Элейны и, вне всякого сомнения, Премио Фрато. Как когда-то Артурро, Ферико, как Дэво. Но все они жили в ее время, не сейчас; настоящее принадлежит Гиаберто.
- Я и сам помню, как его признали одним из нас, тогда он и написал Пейнтраддо Чиеву. - Гиаберто недоверчиво посмотрел на Сааведру. - Видишь, вот портрет Сарио. Мы принесли его из кречетты, чтобы изучить при более благоприятном освещении.
Сааведра подошла поближе.