Лейла протянула руку, чтобы пощупать подгузник младенца, - все еще сухой.
- Я так понимаю, - сладким голоском сказала она брату, - в этой ситуации тебя радуют только чувства Арриго, а не то, что твой сын станет королем Гхийаса?
- Мой сын и твой племянник, Лейла, - ответил он тем же тоном. - Будь ласковой с ним, когда-нибудь он может сделать тебя принцессой.
- Я отшлепаю его, если он только попробует! - рассмеялась Лейла.
Северин постучал костяшками пальцев по ящику от вина, служившему им обеденным столом.
- Хватит, дети. Что бы ни случилось в отдаленном будущем, сейчас Ренайо только младенец, который скоро обгорит на солнце.
Позвали Отонну, завтракавшую под палисандром с управляющим фермой племянником мужа ее сестры Примаварры. Горничная унесла ребенка наверх, не переставая ворковать. Молодой человек следовал за ней хвостом.
- Он на что-то надеется? - лукаво спросил Северин.
- Что когда-нибудь она вот так же будет ворковать над их сыном? - Мечелла вытянулась на траве, положив голову на колени Кабралу. - Отонна не относится к нему всерьез. Иначе она хоть раз сходила бы с ним куда-нибудь в коттедж, вместо того чтобы каждую ночь брать его к себе в постель здесь, в Корассоне!
- Злое заклятие все еще действует, - хихикнула Лейла, не обращая внимания на смутившихся мужчин. - Но вернемся к Ренайо и гхийасскому престолу...
- Это право даю ему я, - сказала Мечелла. - Арриго не имеет никакого отношения к нему...
- И никакого отношения к ребенку, - добавил Кабрал, подмигнув ей.
Лейла уже более или менее привыкла к их свободной манере поведения. Нет никакой опасности разоблачения, повторяла она себе, все здесь верны Мечелле. Когда в Корассон приезжают гости, любовники ведут себя осмотрительно. Даже наблюдательная Лиссия ничего не заметила. Кроме того, Серрано, которые строили дом, сделали в нем четыре потайные лестницы. Одна из них соединяла комнату Кабрала, расположенную на четвертом этаже, с апартаментами Мечеллы на третьем. Нет никакой опасности. Никто ничего не узнает.
А даже если кто-то и узнает, Северин может написать такую картину, что, он все забудет.
Ее муж прикрыл ладонью глаза от солнца, пытаясь рассмотреть въездную аллею.
- Во имя Матери, что там еще такое?
- Фургон из Мейа-Суэрты, - не глядя, ответила Мечелла. - Я жду его с утра.
- Только не мебель! - воскликнула Лейла.
- О нет! - Мечелла загадочно посмотрела на нее. Оказалось, фургон заполнен картинами. Северин и Кабрал выгрузили их, шутливо обвиняя Мечеллу в разбое.
- Все это было в хранилище, - оправдывалась она. - Никому, кроме меня, они и не нужны. Меквель был так добр, что разрешил мне взять их из Галиерры, и Коссимио тоже согласился. Эн верро, я же не могу рассчитывать, что мои Грихальва напишут достаточно картин, чтобы хватило на весь Корассон!
- Надеюсь! - возмущенно сказала Лейла. - У меня для Севи есть планы получше!
Вскоре мужчины ушли наверх, в мастерскую, чтобы взять инструменты и починить поврежденную в дороге раму. Мечелла сама открыла следующий ящик, и они с Лейлой осторожно вытащили портрет.
- Ой, Мечелла! Тут, наверное, вышла ошибка - это же "Сааведра"!
- Нет, Лейла, здесь нет никакой ошибки. Я просила прислать мне ее.
Она отступила назад, отпустив огромную, тяжелую картину, и тихонько вздохнула.
- Когда-то я ненавидела этот портрет, но последнее время часто думала о нем. У нас с ней много общего.
- Например? - уставилась на нее Лейла. Глядя на прекрасное лицо Сааведры, прямо в ее серые глаза, Мечелла прошептала:
- Я, как и она, хотела мужчину, которого не могла получить. Я, как и она, забеременела от любимого человека, и ребенок этот - бастард, которому нельзя даже рассказать, кто он на самом деле. Обе мы попали в паутину, разница лишь в том, что свою я сумела разорвать.
Мечелла стиснула руку Лейлы.