Засветилась изнутри, как если бы в ней включили ослепительно яркий фонарик. Засверкали большущие светлые глаза, вспыхнули щеки — как зарево под тонкой кожей. Встала, тряхнула пушистой головой, улыбнулась, опустила ресницы, тихонечко вздохнула и снова прошептала:
— Ой, Фрэнк… Он был счастлив.
— Он ждал меня, — вполголоса начала Лили, — сидел вот тут под деревом и уснул немножко, поздно ведь, ночь… А потом вскочил и воскликнул: «Моя принцесса!» Эжан… у него на виске два рубчика от оспы… он такой красивый… Он меня все время ждал! Мы скоро поженимся. Он уже изъявил свою волю королеве в присутствии старшего советника Литовта и его сына кавалера Витаса… А слово наследного властителя Великой Сталлы и провинций на Юге и Востоке нерушимо!..
— Великой Сталлы? — пробормотал Джерри. — Подожди, что-то очень знакомое… я где-то читал… черт… Но я обязательно вспомню!.
Захотелось двинуть очкарика под ребро. Какого хрена он все время встревает?!. Какого хрена он вообще?., какого…
Что-то непонятное поднималось изнутри, стискивая горло. Лили по-прежнему сияла, но эта ее внутренняя лампочка вдруг стала резать глаза — нестерпимо, до щипа, чуть ли не до слез. Только что было счастье — и вот оно перекинулось во что-то другое, совсем-совсем другое, жгучее и обидное. То, что рассказывала Лили… СОН… Он, Фрэнк, с детства привык считать ее СНЫ красивой нездешней сказкой, чудом, мечтой… еще вчера он слушал ее рассказ именно так. А все оказалось совсем наоборот — осознание этого пришло внезапно, его словно ткнули мордой в стекло. Оно, стекло, было всегда; только полный кретин мог его не видеть…
И очкарик, если разобраться, тут вовсе ни при чем.
Лили. Она просто бегала ночью к какому-то пацану, только и всего. Смазливому придурку, который вешает ей лапшу на уши, гад, и напрашивается на то, чтоб ему дали как следует в рыло! — А вот этого как раз и не выйдет, потому что он спрятался, трус, в своем СНЕ… то есть в ее СНЕ… Все запуталось, и никак не разобраться… только обида, боль и ярость… Пр-р-рынц хренов!..
— И мы с ним всю ночь… ну, почти всю…
Она покраснела и умолкла — все с той же блуждающей улыбкой на губах.
Убью. Доберусь и убью. Ненавижу!!!
— …стояли тут у пруда… Ой!..
Улыбка сползла с ее лица. Выпуклые веки часто захлопали, а губы задрожали.
— Лили! — тревожно вякнул очкарик.
Тонкой рукой она указывала на пруд. Фрэнк посмотрел туда: ничего особенного. На черной воде поблескивали под солнцем пыль и ряска. Две водомерки встретились, постояли и разбежались в разные стороны. Вокруг деревянной колоды скопилась серо-белесая пена.
— Тут, — голос Лили зазвенел, она чуть не плакала, — тут рыбки были… золотые и красные… Я хотела днем на них посмотреть. Эжан говорил, каждый камешек видно… такая прозрачная вода. Дура, неожиданно для себя вскипел Фрэнк. Дура, дура, дура!!! Рыбок ей, видите ли, подавай!..
— Врал он все, твой Эжан, — буркнул он.
И осекся. Губы Лили перестали дрожать, ее лицо вдруг стало неподвижным и совершенно чужим. И голос — тихий-тихий; но от него вниз по шее побежали, перебирая цепкими лапками, холодные мурашки:
— Не врал.
— Лили, — заговорил Джерри, и на этот раз Фрэнк даже обрадовался его вмешательству. — Помнишь, я говорил, что это место называют Замком спящей красавицы? Ты шла сюда ночью, без фонарика, и не видела, наверное… Здесь все спят. Все жители. Тут все пришло в полное запустение: и дворец, и парк. Я не знаю, может быть, когда-то раньше здесь жил этот твой принц… Возможно, информация о нем записалась каким-то образом, и ты ее считываешь через свои СНЫ.
Лили слушала и отрицательно покачивала головой в такт словам очкарика. Но ее лицо чуть-чуть смягчилось; Фрэнк перевел дыхание.
— А может, он тоже здесь, среди спящих, — предположил Джерри.