Как там Таня? Стал он отцом или пока еще нет? Так ли надо было заставлять его в такой момент лететь в чертову даль, только чтобы посмотреть, как на экране сойдутся две точечки? Дурость какая...
В дверь номера настойчиво постучали.
- Войдите! - крикнул Павел и поднялся с кровати. На пороге стоял подтянутый, высокий лейтенант.
- Товарищ Чернов? - спросил он, явно риторически.
- Да. В чем дело?
- Прошу за мной. - Лейтенант сделал четкие полшага в сторону, как бы открывая Павлу дорогу.
- Куда?
- В кабинет спецсвязи. Вас вызывает Ленинград. Павел поспешно натянул пиджак и устремился вслед за лейтенантом. На лифте они спустились в подвальный этаж, прошли длинным лабиринтом, повернули, миновали пост, возле которого навытяжку стоял солдат, свернули еще раз, оказались в широком, ярко освещенном коридоре, где дежурил прапорщик перед одинокой железной дверью. В нее-то и вошли лейтенант с Павлом, оказавшись в почти квадратной комнате без окон. Над массивным столом, покрытым зеленым коленкором, низко свисала на крученой веревке, засиженной мухами, лампочка, торчащая из жестяного, крашенного зеленой масляной краской абажура. В углу громадная и, по всей видимости, очень тяжелая пишущая машинка сама по себе, без участия человека, с пулеметной скоростью выстреливала на бесконечный рулон бумаги ряды цифр. На столе стояли аппараты связи, селекторы, мигалки, назначение которых Павлу было непонятно. На одном телефоне - красном, без диска - была снята трубка.
- Вам сюда, - сказал лейтенант, указывая на этот аппарат. - Нажмите на кнопочку слева и говорите.
- Алло! - сказал Павел в трубку.
- Ну, здорово, папаша! - раздался отчетливый, будто из открытой двери, голос отца. - Поздравляю! Девка у тебя. Три восемьсот. Пятьдесят два сантиметра. Здоровая, говорят, самая горластая на отделении... У Павла перехватило дыхание.
- Когда? - пролепетал он в трубку.
- Сегодня утром, в десять пятнадцать. Ну, пока мне сообщили, пока на связь с тобой вышел...
- Как Таня?
- Хорошо. Отстрелялась рекордно. Врачиха говорит, никогда такого еще не видела: воды только отошли, и тут же ребенок выскочил, как из пушки. И двух минут не прошло. Все путем!
- Когда выписывают?
- Ну, если осложнений не будет, держать долго не станут. Мать с Адой бегают, суетятся, приданое собирают, комнату вылизывают. Коляску мне показали красота! Французская. Сам бы от такой не отказался, если бы моего размера делали... Как у тебя?
- Нормально. Вроде тоже отстрелялись. Попробую завтра же вылететь домой. ; - Ну давай, ждем...
Но с вылетом домой получилось не так просто. В тот же вечер Павел отловил Козельского, заместителя директора института, единственного достаточно знакомого человека здесь и вроде бы непосредственного начальника, и сказал, что ему нужно завтра вылетать.
Изрядно подгулявший Козельский, недовольный тем, что его отвлекают от дальнейших увеселений, посмотрел на Павла, как на психически больного.
- Спятил, Чернов? У нас намечена серия из семи испытаний. Пока прошли только одно, а ты уже смыться норовишь.
- Но я думал, что все уже кончилось...
- Индюк думал! По мне так хоть завтра вали, на фиг ты тут нужен. Только не я тут распоряжаюсь.
- А кто?
- Мельгунов. Генерал-полковник. Знаешь? Павел только видел этого высокого грузного генерала с грубым, жестким лицом, но лично знаком с ним не был.
Тем не менее он кивнул.
- Только сегодня не суйся. Пошлет по матушке, и только, - посоветовал Козельский. - Лучше завтра.
- А завтра не пошлет? - спросил Павел, вспомнив чугунную физиономию генерала.
- Скорей всего...
Павел все же решился и на следующий день, когда все отдыхали после вчерашних испытаний, дождался Мельгунова в вестибюле гостиницы и по возможности четко и кратко изложил свою просьбу и ее причину.