Вот, что для меня палатка, это не только жильё в горах, но и куча воспоминаний из детства и ассоциаций, а ещё это определённое состояние.
Я оделся и вылез, блядский замок на внутреннем тенте, сломался и расстегнулся лишь до середины. Упырь с Кирюхой кипятили чайник под сосной на моей горелке, с ними были Кир и Тори, а ещё Змей, он снял лыжную маску, а я думал он спал в ней.
Попили кофе, попиздели о всякой хуйне, типа общих знакомых «просветлённых» наркоманах, кришнаитах и прочей белиберде. Затем перебрались к костру, поели снова морковный салат с лепёшкой и соевым мясом, Кир бухал коньяк. Постреляли немного из лука, я первый раз в жизни стрелял из лука, лет двадцать назад меня это впечатлило бы, сейчас же это хуйня полная. Вообще ролевикиебанутые люди на всю голову, пиздец просто. После обеда пошёл дождь, мы быстренько собрались, и уехали домой, приехал вечером, принял ванну, хотел куда-нибудь свалить, но остался «дома» и никуда не поехал. Немного пописал и лёг спать, это один из немногих дней о котором мало, что можно написать, остался ночевать тоже «дома».
Горы, ролевики, всё это напомнило мне вновь о тусовке на поляне, там тоже своеобразный маскарад был.
Однажды раздался телефонный звонок. Я снял трубку.
Алло. Денис? Спросил женский голос.
Да, а Вы кто?
Я Тамара, мама Ольги.
Я Вас слушаю.
Ольга умерла сегодня утром.
Как это произошло?
Они праздновали день рождения Элвиса. Элвисэто мудак-сатанист. Её подруга Ева, побежала на крышу, чтобы сброситься, Оленька за ней, отговаривая. Повисла пауза не на долго, видимо Тамаре тяжело было говорить. Ева обхватила её и спрыгнула. Снова пауза, слышно было, как она всхлипывает и глотает слёзы. Ева сразу умерла, а Оленька на неё упала, и голова уцелела, она прожила ещё три часа в реанимации. Позвонила оттуда Попрощалась Попросила передать своему зайке, что любит его, а зайкой она тебя называла.
Я положил трубку, сел в кресло«какой-то бред, так не бывает, только не в жизни и не в моей» прошептал я. Это было отвратительно, я думал, что безразличен Ольге, я надеялся, что нравлюсь ей, но не хотел узнать вот так. В глазах потемнело, я ничего не мог понять, реальность стала казаться сном, вымыслом больного воображения.
Ещё утром я не мог найти себе места. Проснулся рано, до восхода солнца, крестик серебряный на груди сильно почернел, пишу всё как было, всё, что помню, ничего не придумываю, поверьте, даже распятия не было видно. Я вылез из тёплой постели, сварил кофе, выпил, но всё казалось настолько нереальным, что даже вкус кофе был другим. А потом раздался звонок и всё встало на свои места
Чёрной рубашки у меня не было, я надел бардовую, мне вообще было по барабану, какого цвета рубашка и Ольге, я думаю, тоже это было не важно. Я вызвал такси. По пути купил букет алых роз, она любила розы. Зашёл в квартиру, посреди зала был накрыт большой стол, за ним сидели друзья и близкие покойной, все в чёрном, у них другой одежды, наверное, и не было, сатанюги мерзкие. Её мама усадила меня за стол рядом с парнем, волосы которого были покрашены в чёрный цвет, а родной цвет светло пепельный, волосы отросли и были видны светлые корни сантиметра на три, ногти на руках тоже были окрашены в чёрный и тоже отросли, у него даже глаза были подведены, а пахло от него потом, будто он не мылся недели две. Отвратительный тип. Принесли первоекуриную лапшу, отчего-то на похоронах всегда едят куриный суп с лапшой, пьют водку, не чокаясь, на столах стоит кутьясладкая каша из риса с изюмом и закрывают зеркала. Пришедшие натягивают на лица маску печали или, на крайний случай, делают серьёзный вид. А когда мужики выходят на перекур, то говорят на отвлечённые темы, типа, на что лучше ловится форель или, как сильно подорожал бензин. Я немного поел, выпил, пошёл перекурить на свежий воздух, прикурил ещё в подъезде. На улице меня встретил Олин дядя.
Парень, ты чего? Спросил он. На тебе лица нет.
Так похороны ведь. Отвечаю.
Я смотрю, ты пацан нормальный. Надо прижать этих сатанюг, это всё из-за них.
Может и так.
Я следователем работаю, возбудил уголовное дело, но у меня отобрали его, не сдержался и уебал одного из этих додиков. Передали дело другому, а тот в отпуск ушёл, когда вернётся закроет его к ебеням. Поможешь мне?
Чем?
Я хочу отомстить за смерть Ольги. Они же знают тебя, внедрись к ним. Это всё вообще для прикрытия у них, на самом деле их там подсаживают на наркоту.
Кто подсаживает?
У них главный из Эмиратов, я пробил уже всё. Это наркотраффик. Понимаешь, о чём я?
Не совсем. Я потушил сигарету. Давайте позже свяжемся и обсудим всё.
На, возьми, вот мой номер. Он протянул мне визитку золотистого цвета.
Я поднялся, в квартиру, мне снова налили водки, выпил. Принесли второежаркое, а на гарнир рожки. Я молча съел, ещё налили, выпил. Приехал священник. Гроб спустили на улицу, во двор. Зрелище было, конечно, то ещё. Священник отпевал покойницу, а вокруг толпились сатанисты с перевёрнутыми крестиками на груди и в футболках с Мерелином Менсоном и пентаграммами. Я стоял в стороне. В голове смешались все мыслинаркотраффик, сатанисты, менты, священник, но самое страшное для меня было то, что я знал теперь, что она меня любила. Вот она лежит в гробу, её лицо неестественное, белое, накрашенное, после падения оно тоже не совсем уцелело, лучше бы в закрытом гробу хоронили. Ну, вот я узнал, что она меня любила, но слишком поздно, ничего не изменить, лучше бы она меня ненавидела, но была жива. Сердце рвалось на части, слёзы сами катились по щекам.
После отпевания, все стали подходить по очереди и прощаться с покойницей, целовать в лоб, я не решался подойти, ноги у меня были ватными, голова кружилась, мне казалось, если я подойду к ней, то непременно потеряю сознание. Пошёл дождь и гроб закрыли, потому что от воды начал течь грим. Я так и не подошёл к ней, не положил цветы, не склонился над ней и не прошептал последних слов на прощание
Приехал катафалкстаренький советский автобус, погрузили гроб в него, юркие сатанюги запрыгнули вовнутрь, села её мама, двери закрылись и автобус уехал. Я стоял один посреди двора, с букетом роз в руке, капли дождя стекали по моему лицу, смешиваясь со слезами и маскируя их, мимо торопливо шли прохожие, ежась от дождя, как будто ничего не происходило, не было гроба, священника, ничего. Мимо проходили люди, доносился гул автомобилей со стороны дороги, с крыши громко, струёй лилась вода. А во мне душа рвалась на части, я чувствовал эту боль, когда теряешь любимого человекавместе с ним уходит часть тебя, что-то ломается внутри и должно пройти много лет, чтобы этот перелом сросся. Но даже когда он срастётся останется шрам на всю жизнь, и, хотя боли уже не останется, в сердце всегда будет щемить.
Ко мне подъехала машина, в окно выглянул дядя Ольги.
Места не хватило?
Нет, замешкал.
Садись, поехали.
Я сел в машину. Всю дорогу он мне рассказывал про наркотраффик из арабских стран или наоборот в них, я не вдавался в суть его размышлений. Он что-то говорил, про работорговлю, оружие и что нас представят к награде, если я помогу ему распутать этот клубок. Мы приехали на кладбище, дождь размыл глиняные холмы, так, что нам пришлось оставить машину и продолжить путь пешком. Мы шли вверх, скользя по мокрой глине, которая налипала на туфли. Когда дошли, Ольгу уже похоронили, большая часть уехала на катафалке, остальные рассаживались по машинам. Мы увидели, что дорога была с другой стороны, можно было подъехать без проблем. Я положил потрёпанные цветы на холмик, возле креста с фотографией, на которой Ольга улыбалась.
Вечером я сидел во дворе под орешиной и плакал, глядя на звёздное небо, у меня было ощущение, что Ольга где-то там, среди этих маленьких огоньков, и она видит меня. Тогда-то мне позвонил мой тренер и предложил поехать под пик Ленина работать. Я согласился в надежде остаться там навсегда, уйти в другой мир, и отыскать её среди бесчисленных звёзд.
Когда вернулся с ледника, пришёл на «поляну», узнал, что с той же крыши сбросились ещё две девушки, на сатанистов стали устраивать облавы, а «полянщиков» разгонять, сажать в обезьянники. На нас натравливали гопников мы дрались с ними, выдирая из газонов трубы для полива, потом приезжали менты и арестовывали тех, кто не успел или не смог убежать.