Телефон, прижатый к моему уху, по-прежнему звонит, звонит, звонит... Почему она не берёт трубку? Он ещё не может быть там. Он ещё должен быть на пути в Египет. Где и мне надо быть. Где и мне стоит быть. Те образы (о, как же их много!), образы моей матери, разрушаемой тьмой, проигрываются на повторе в моей стучащей голове, и я не могу допустить это. И я этого не допущу.
Зачем Анубису это делать? Что он получит в случае убийства моей матери? Что он сказал мне... что-то про Хаткор, считающую меня бесполезной. Коридор. Они целовались тогда в коридоре.
Хаткор. Уж если у кого и есть повод ненавидеть мою мать и желать ей смерти, то этоХаткор. Она, должно быть, соблазнила Анубиса, и теперь он с ней заодно. Как давно она планировала это, выжидая напасть в момент, когда моя мать станет наиболее уязвимой?
- Отвечай! - Кричу я в телефон, потом бросаю его об стену.
Аэропорт. Я поеду в аэропорт и полечу следующим же рейсом в Египет. Глупый план, и часть меня знает это, но я не могу просто сидеть здесь. Проверит мама почту или нет, но я не могу сидеть здесь и ждать. Ждать, чтобы узнать, жива или нет моя мать, которая звала меня домой.
Да, и как я доберусь до аэропорта? Я горько усмехаюсь от ироничности ситуации: жила с братом, зарабатывающим на организации трансфера в аэропорт, но понятия не имею, как добраться туда самой. Да пошло всё, я поеду туда. Хватаю со стойки ключи от «Мини», бегу в гараж и открываю его.
Ключ подходит к зажиганию, но ничего не происходит. Я вставляю ключ. Почему ничего не происходит? Я кручу его, и включается радио и фары, но двигатель так и не заводится.
- Давай же! Заводись! Почему ты не заводишься? - Всхлипываю я, разбивая свои окровавленные ладони об руль.
Даже если я и заведу её, я совершенно не представляю, как её водить или как отсюда добраться до аэропорта. Я падаю на руль лбом и плачу от собственной беспомощности. Я всегда чувствую себя беспомощной, и я ненавижу, ненавижу, ненавижу это! Как у меня может быть счастливое сердце и добрые руки, когда я не могу помочь женщине, посвятившей мне всю свою жизнь, помогавшей мне; женщине, которую я только и делала, что ненавидела последние три года?
Рука мягко ложится мне на плечо, и я вскрикиваю, выпрямляясь в кресле.
- Это я! Прости. Я не хотел тебя напугать. - Рио протягивает руку, чтобы помочь мне выйти из машины.
Я смотрю на него в упор.
- Что ты до сих пор здесь делаешь?
- Я сказал, что никуда не уйду, пока ты не скажешь мне, что Сириус дома и всё в порядке. Я говорил серьёзно. Я сидел в своём пикапе и читал о сотрясениях.
Я беру его руку и почти падаю, пока вылезаю из машины.
- Мне нужно в аэропорт. Я должна немедленно вылетать в Египет.
- Почему?
- Потому что они убьют мою маму! Хаткор и Анубис собираются её убить, и она не отвечает на телефон, и, если она умрёт, не будет никого такого же сильного, чтобы оживить её.
- Поехали! - Говорит он, берёт меня за руку, и мы вместе бежим к пикапу. Машина срывается с места, а Рио уже набирает номер на телефоне.
- Мам, нам нужен Лир. Семье Айседоры нужна помощь.
- Я не знаю, как купить билет на самолёт, - говорю я, меня переполняют отчаяние и безысходность.
Рио смотрит на меня с телефоном у уха.
- Он тебе и не нужен. Мы полетим вместе в Египет. У моей семьи есть самолёт, он заправлен и готов к полёту. Родители собирались полететь завтра.
- Но...
- Это будет гораздо быстрее, чем лететь на обычном самолёте. Я доставлю тебя туда, и мы спасём твою маму. Я обещаю.
Он возвращается к разговору по телефону и кивает.
- Ладно... ага... скажи тёте Ириде, что нам нужно, чтобы она была там сейчас. Спасибо, мам. Люблю тебя.
- Спасибо. - Мой голос срывается. - Спасибо. - Я набираю номер, который теперь могу вспомнить, и слушаю: каждый гудок, кажется длиннее и дальше предыдущего. Он звонит, и звонит, и звонит.
Качка выводит меня из сна. Не знаю, где я и почему всё вокруг смутное и трясущееся. Здесь кожаные сиденья, которые выглядят как кресла, и деревянные панели, но тесно и...
Моя мать. Реактивный самолёт. Рио. Я протираю глаза, желудок крутит от укачивания. От сочетания сотрясения (но я ни за что не признаюсь Тайлер, что это было оно) с болеутоляющими, которые я приняла, ощущаю полную дезориентацию. Рио доблестно пытается удерживать меня в сознании, но несколько раз я проваливаюсь в сон.
- Мы приближаемся, - говорит Рио, открывает завес, чтобы посмотреть в иллюминатор. От новой череды турбулентностей мои зубы начинают стучать.
- Всегда такая тряска?
Он проводит рукой по волосам и застенчиво улыбается.
- Ну, нам немного помогают. Ирида, пилот и моя... э... тётя. Она замужем за Зефиром. Он что-то вроде западного ветра. Он нас всю дорогу так ускоряет.
Я не могу не отметить про себя, как странно то, что у него тот же тип семьи, как и у меня. У него, должно быть, столько же сумасшедших историй, как у меня. Думаю, как-нибудь мне захочется услышать их.
- Моя мама звонила?
- Нет. Я пытался дозвониться, каждые пятнадцать минут. Никто не берёт.
Я киваю, поджимаю губы и стискиваю зубы.
- У тебя есть план?
- Добраться до дома. Предупредить маму. Что дальше пока не знаю.
- А если Анубис и Хаткор будут там?
Я нащупываю амулеты в кармане, потираю пальцами их края, словно могу так направить маме их магию.
- Я что-нибудь придумаю.
Он выглядит так, словно хочет сказать что-то ещё, но просто кивает.
- Хорошо.
Хочу снова уснуть. Сидеть здесь, в небе, ничего не делая, в то время как моя мама может умереть, или может, уже мертва...
- Мы можем лететь быстрее?
- Рискуя разбить весь самолётда.
Я хватаю свои волосы руками и тяну: я так расстроена и напугана, что чувствую, что морально ломаюсь.
- Прости меня. - Его голос звучит так искренне, что с моего каменного сердца слетает ещё один кусочек, ударяя по рёбрам. Так глупо с моей стороны думать, что он может причинить вред мне или моей семье. Что бы ещё я не узнала о нём, я знаю это наверняка.
- Не стоит извиняться. Ты уже и так мне очень помог. Я была бы сейчас где-нибудь на пересадке, если бы вообще выяснила, как добраться до аэропорта. Ты... находился там ради меня. Снова. Спасибо. - Я пялюсь в потолок, чтобы не смотреть ему в глаза.
- Я всегда буду рядом, чтобы тебе помочь, чем смогу. - Повисает долгая пауза. - Раз уж тебе сейчас деваться некуда, я хочу объяснить тебе что-то. Знаю, сейчас не лучшее время, но возможно у меня есть только оно, и мне нужно, чтобы ты поняла.
Я опускаюсь ниже в кожаное сиденье, больше похожее на кресло, чем на обычное сиденье самолёта.
- Я не могу сделать это сейчас.
- Тебе ничего не придётся делать. Просто слушай. Тебе не обязательно отвечать, или говорить "прости, что не сказала тебе о своих родителях". Клянусь, что всё остальное было правдой, по-настоящему, и мне всего семнадцать лет. Я не бог и никогда им не буду. Мне следовало сказать тебе об этом раньше, и мне следовало предвидеть, что это не будет для тебя радостным открытием. Когда я убедился, что ты была такой же, как и я, всё казалось даже более правильным, но было глупо и эгоистично с моей стороны полагать, что ты будешь чувствовать то же самое. А, да! Я забыл. - Он встаёт и, держась за сиденья и стену, чтобы не упасть в дико трясущемся воздухе, открывает маленький холодильник и достаёт из него «Колу».
- Подкуп? - Я всё равно беру её, отчаянно нуждаясь в сахаре и кофеине. Моя мать прававсё это вызывает жуткую зависимость. Конечно же, она права. О, мама. Будь в порядке!
- Знаешь, стихи сказали всё это намного лучше. Я даже предал Каллиопу и пошёл с Эрато, моей музой, и смог сделать их лирическими вместо поэмы. Каллиопа тоже была в гневе. Э... Так что... - Его длинные загорелые пальцы нервно поправляют брюки, которые остались на нём с прошлого вечера. - Полагаю, мыпротивоположности, потому что ты провела последние годы в убеждении, что никого не полюбишь, а я провёл последние годы в убеждении, что найду тебя.
Я хочу закричать на него, сказать ему, что сныэто всего лишь ужасный метод принятия решений, когда вспоминаю мою странную одержимость Орионом. Не тем, который рядом со мной, а звёздами, и тем, как они создают у меня ощущение защищённости и того, что я любима, когда у меня больше ничего нет. Тем, как это чувство словно перепрыгнуло на Рио вопреки моему желанию.
- Только идиот, может влюбиться в кого-то из-за снов, - говорю я после раздумий.
- Но всё так и было! Я не влюблялся в тебя из-за снов. Все сны говорили мне лишь то, что ты есть, где-то там. Они заставляли меня искать тебя. И когда я нашёл тебя, то не влюбился в тебя.
Какого хрена? Я поднимаю на него одну бровь, и он усмехается.
- Я не влюбился в тебя. Я вошёл с тобой в любовь с широко открытыми глазами, продумывая каждый шаг на своём пути. Я, правда, верю в судьбу и предназначение, но я также считаю, что нам суждено делать только то, что мы выбираем сами. И я выбираю тебя; спустя сто жизней, через сто миров, в любой версии реальности, я бы нашёл тебя, я бы выбрал тебя.
Я не могу смотреть в его глаза, потому что они слишком синие, слишком искренние, слишком наводнённые, а я не умею плавать.
- Я не знаю. Я не... ты даже не знаешь меня, тебе не следует меня любить. Я вредная и холодная, и я не знаю, смогу ли вообще кого-то полюбить или захочу этого, и...
- Айседора. - Наводнение и разрушительные волны успокаиваются. - Ты не вредная и не холодная. Ты сильная и смешная, и умная, и красивая. И ладно, может иногда ты немного вредная, но как ты говоришь, между уверенностью и высокомерием очень тонкая грань, и кто-то должен помочь мне её нащупать, так? Я нашёл свой путь и не собираюсь с него сворачивать. Я хочу, чтобы ты знала, что я чувствую, и также знала, что хорошо чувствовать так, как ты чувствуешь, потому что я очень-очень терпеливый.
- А если я решу, что мне предназначен кто-то другой?
- Что ж, это будет твоё решение, и я стану его уважать. К тому же я знаком с целой ватагой богов, чтобы покарать того, кого ты выберешь вместо меня.
- Ты...
- Прикалываюсь! Исключительно! Преимущественно. Хорошо, не совсем прикалываюсь.
Я смеюсь, отчего моя голова начинает болеть, но смех освобождает немного боли из моей груди.
- Мы можем закончить говорить об этом после того, как я спасу маму?
- Естественно. - Он откидывается назад, улыбается и явно расслабляется. - Прошло даже лучше, чем я думал. Ты не кричала на меня. Но хочу заметить, в поэме есть действительно удачные образы пустыни и океана, и готовых распуститься цветов.
- Вот где я, скорее всего, закричу на тебя.
- Идём на посадку, - бодрый голос потрескивает через колонки. - Здесь нет взлётной полосы, поэтому посадка будет жёсткой.
Не такой жёсткой по сравнению с тем, с чем придётся иметь дело после приземления. Я пристёгиваю ремень и начинаю молиться каждому богу, которого могу вспомнить, чтобы мама ещё была в порядке.
Глава 18
УаджитБогиня Нижнего Египта. НеприБог зерна. МонтуБог войны. ТауртБогиня дома и родов. БабиБог агрессии и мужественности. ХонсуБог Луны. ТаитБогиня ткачества. СиаБог божественной мудрости. ШаиБог судьбы. Этим богам молились, поклонялись, их боялись. У этих богов были алтари, храмы, и священнослужители. Имена этих богов, произносимые шёпотом, чтили и помнили. Но ничто в действительности не вечно. Никто не помнит их сегодня. А у них есть загробная жизнь?
Я бегу по открытой пустыне. Позади меня вздымаются облака пыли, которые выбил из песка реактивный самолёт. Засушливый ветер очистил мой нос, прочистил мою неясную голову, наполнил и направил меня. Рио тоже бежит, но я бегу быстрее и не жду его. Я не могу.
Я добегаю до каменных ступеней, которые ведут к моему дому, и потом ругаюсь. Рио не может увидеть лестницу. Я оборачиваюсьРио всё ещё в ста ярдах позади, хромота замедляет его бег.
Грёбаный потоп! Я срываю с себя пижамную майку с длинными рукавами, довольная тем, что на мне спортивный бюстгальтер; и вешаю её так, чтобы одна половина находилась внутри, а вторая выходила на лестничную площадку. Может, эта волшебным образом исчезнувшая половина подскажет Рио вход через мамин магический барьер. Это всё, что я могу сделать.
Я бегу вниз по каменным ступеням и врываюсь через дверь в мою пустую-пустую семейную комнату.
- Мама! - Кричу я. - Мама! Папа! - Я пробегаю через комнату, по коридору в крыло из старого камня, ведущее к её спальне.
Кто-то выходит из кладовой комнаты в коридор, и я врезаюсь в него, потом отступаю назад.
- Нефтида? - Если она здесь, то моя мама, скорее всего, ещё в порядке! Я успела!
Она выглядит шокированной, когда видит меня.
- Дитя! Что ты здесь делаешь?
- Мама в беде! Анубис и Хаткор пытаются её убить!
Её лицотакое похожее на мамино, но мягче, словно она всегда немного "не в себе", белеет.
- О, нет.
- Где она? Нам нужно ей сказать.
- Хаткор... я не знала... она ушла в ту часть дома, где гробницы. С Исидой.
- Нет! - Я поворачиваюсь в другой конец коридора, к двери, которую я избегала все эти годы. Кажется, что лестница вытянулась до бесконечности, в самые недра земли, и я чуть не бросаюсь вниз, лишь бы быстрее туда добежать. Гробницы и картины кажутся одним размытым пятном, когда я бегу и кричу имя матери.
Наконец запыхаясь от страха и окружённая только тихой смертью, я врываюсь в дверь главной комнатыпапиного тронного зала. Там стоит его трон, напротив которого неподвижная статуя Амит.
Кроме неё в зале никого нет.
- Мама! - Выкрикиваю я. Должно быть, я пропустила их. Гробницы, одна из гробниц, их так много. Я оглядываюсь вокруг и обнаруживаю Нефтиду позади себя у входа.
- Я не видела их! А ты?
Она наклоняет голову на бок, её чёрные глаза спокойны и собраны, яснее, чем когда-либо. И тогда до меня доходит, что за всю жизнь я не видела, чтобы она долго кому-нибудь смотрела в глаза. До этого момента.
- Что же мне с тобой делать? - Спрашивает она.
Я поворачиваюсь, чтобы выбежать обратно в коридор, но она преграждает мне путь. Я встряхиваю в отчаянии головой. Она не понимает, как мало у меня времени.
- Что ты... а-а-а. - Всё моё тело слабеет, отражая состояние души. - Не Хаткор, - шепчу я.
Она стучит пальцами по подбородку в раздумьях, и пристально смотрит на меня.
- Почему? - Мой голос прерывается, я задыхаюсь от того, что ошиблась. От того, что не смогла защитить свою мать так, как она бы защитила меня.