- Не собираюсь я встречаться с тобой.
Он имеет наглость выглядеть озадаченно, и О, грёбаный потоп! Прикалываешься? Грустно.
- Я что-то тебе сделал?
- Я... нет. Не в тебе дело. Я ни с кем не собираюсь встречаться. Никогда.
- Серьёзно? - Он садится на диван так, будто ожидает, что и я последую его примеру. Я продолжаю стоять.
- Серьёзно. У меня нет желания встречаться, выходить замуж и рожать детей.
На его губах появляется улыбка.
- Не обязательно одно сразу следует за другим, знаешь ли. Как я слышал, между ними есть стадии, или что-то типа того. Хотя, возможноэто слухи.
Я закатываю глаза.
- Неважно. Нужна причина? Ничто не длится вечно. Отношения приносят только боль.
Иногда мне хочется узнать, любили ли когда-нибудь друг друга мои родители? Они почти и не бывают в одной плоскости. Отец изменял маме с её сестрой, неважно, с её согласия или без, а она по-прежнему идёт на всё, лишь бы воскресить его. Ради чего? Ради мужа, который предпочитает подземный мир нашему.
И, несмотря на всё это, они есть друг у друга, навечно. Они всегда будут, их брак всегда будет. Они ничего не теряют, не разводятся. Им не понять неизбежности смерти. Я думаю, что если и влюблюсь в кого-то, то просто не смогу дышать, и от страха уже никогда не смогу нормально функционировать.
Я начинаю сходить с ума. Больше не хочу никого терять.
- Что-то слишком мрачно, - говорит Рио. - По-моему, ты ошибаешься.
- Что ты об этом знаешь? - Резко отвечаю я.
Рио пожимает плечами.
- Мои родители развелись.
- Ой, прости. - От растерянности я осторожно сажусь на край дивана. Браво, Айседора! Блестяще! Высмеиваю его дом, потом заставляю его вспомнить о его собственных переживаниях. Серьёзно! Иногда я забываю, что я не единственный человек, у которого есть прошлое. Рио тоже реальный человек.
- Ладно, всё нормально. Это было давно. Мама решила, что хочет чего-то другого и отец не смог ей это простить. Какое-то время они жили отдельно, несчастливо, а потом снова стали жить вместе. С тех пор они, довольно неплохо поживают.
- Это, наверное, было очень тяжёлое время для тебя.
- Я ещё не родился. Но никто ведь не идеален, так? И если любишь кого-то, приходится с этим сталкиваться. Для меня любовьто, что наделяет всё смыслом. Иначе, для чего всё это? Кроме того, я рад, что они помирились. Ведь теперь есть я, и мне нравится быть. - Он слегка толкает меня локтём и улыбается, и мне приходится улыбаться в ответ.
- Прекрасно. Но должна сказать, если не влюбляться, то и не придётся с этим сталкиваться.
Он не отводит взгляд от моих глаз, приглашая меня в совершенную голубизну своих, потом хлопает ладонями, будто принимает какое-то решение.
- Может, ты и против дружбы из моральных принципов? Она тоже может загадочным образом привести к немедленному появлению детей?
Моё сердце трепещет, чуть-чуть, будто знает, что я влипла, будто ему лучше приготовиться, а мне лучше показать ему средний палец, или засмеяться ему в лицо, или отмахнуться от него. Но он сейчасреальный человек для меня, со своей болью и странностями, и душевными страданиями, вплетёнными в историю его жизни. И он кажется искренним и возможно, нет ничего плохого в том, что у меня появится ещё один друг, помимо Тайлер.
- Полагаю, нет, - наконец отвечаю я, хорошо понимая, что пауза слишком затягивается. Но дружбаэто не что-то, что вот так запросто заводится, не так ли? - Хоть Тайлер станет намного счастливее от этого, чем заслуживает.
- Думаю, она заслуживает быть счастливой. И раз теперь мы друзья, не можешь помочь мне с моей комнатой? Она требует изменений.
- Насколько много изменений?
- Два слова: спортивная тема.
- Грёбаный потоп! Давай приниматься за дело. Какие у тебя идеи?
Он долго смотрит на меня, прежде чем улыбнуться.
- Думаю, что цветовая гамма будет коричневой с тёмно-зелёными акцентами. - Он протягивает руку, чтобы помочь мне подняться с дивана, и как только я беру её и чувствую, как она обвивает мою, будучи в шоке от человеческого контакта и чего-то ещё, та часть меня, которая предупреждала о проблемах, оказывается совершенно права.
Меня всю трясло от рыданий, когда я захлопнула за собой дверь.
Я не нужна им.
Я не нужна им.
Это могила! Я умру! Всё это время они знали об этом!
Измождённая от ярости и горя, я сделала то, что всегда делала, когда хотела успокоитьсявстала на колени напротив алтаря в своей комнате.
- Нет, - сказала я, меня переполнил ужас. Потому что, когда я смотрела на алтарь, то обнаруживала, что на нём нет ни одной молитвы для меня. Никто не молился за моего брата Сириуса или сестру Эссу или кого-то из нашей семьи. Потому что мы не нужны.
Я упала назад с ощущением того, как алтарь проткнёт дыру в моей груди. Конечно, они не хотели, чтобы я была вечной. Моя мать рожала каждые двадцать лет. Каждый новый ребёнок был нужен для обучения поклонению ей и её семье.
Мы не дети. Мы лишь источники энергии.
Я закричала, встала и пнула алтарь. Он не сдвинулся с места. Я бросилась к стене и пнула её что было сил, и она медленно наклонилась, пока земным притяжением её не разбило об пол на три части.
Я всхлипнула и вытерла глаза. Чернильная темнота, словно масляный туман вытекла из разбитых кусков, стала больше, шире, темнее. Она медленно текла до дверей, к тому месту, где мама ждала с другой стороны и спрашивала, можно ли ей войти.
- Мама? - Прошептала я, и вся моя злость застыла в страхе.
Она не ответила.
Глава 8
- Возьми моего сына, - умоляет Нефтида шёпотом, глаза её опущены. - Убереги от гнева Осириса. - Исида смотрит на мальчика, сына её мужа и сестры. Она смотрит на сестру. Она протягивает руки. Анубис сын Осириса и Исида защищает его так, как Нефтида не сможет, а потом отправляет его в подземный мир занять место возле отца. Она находит для него то, что он может наследовать, определяет роль и территорию владений, чьим Богом ему стать. Но большего она желает для Гора. Гор может заполучить корону всего Египта. Наверное, она израсходовала на него всю свою материнскую силу, потому что всем остальным достаются только дохлые кошки в кувшинах.
- У этого ресторана самое очевидное название из тех, что я когда-либо встречала. - Я таращусь на вывеску, заявляющую, что мы скоро начнём "Незаурядные Десерты". Снаружи одноэтажного здания красуется яркая модная решётка из полированного металла, и я сразу влюбляюсь в это здание. Сегодня второй день нашей официальной дружбы с Рио. Думаю, такие вещи должны всегда официально объявляться. Это всё упрощает, когда он приглашает меня вместе обедать. Друзья делают это, и я знаю, что мы друзья. И ничего не надо додумывать.
- И они не обманывают, - говорит Рио. Мы входим через огромную чёрную дверь, и нас встречают изображения вариантов десертов, которые, действительно, выглядят незаурядно.
Я наклоняюсь над стеклом. Даже названия десертов звучат подобно сахару у меня на языке. Лепестки цветов украшают самые прекрасные тарелки с едой, что я видела за всю мою жизнь. На отдельных блюдах сделаны акценты из золотой стружки. Я оставлю здесь всё своё суточное довольствие.
- Я хочу всё.
- Хлебный пудинг, - говорит Рио.
Я поднимаю бровь, выражая сомнение.
- Хлебный пудинг. Мы рассматриваем ряд из чизкейков, шоколадных и фруктовых тартов и тортов, а ты предлагаешь мне есть хлеб ... вперемешку с пудингом.
Рио кивает.
- Поверь мне. Мы и другое возьмём, но, попробовав хлебный пудинг, ты уже ничего из этого не захочешь.
Я сильно сомневаюсь на этот счёт. Мы садимся на улице и делаем заказ. Я беру себе чайник с чаем, дневная прохлада от облаков едва ли его оправдывает.
- Как насчёт индийской еды? - Спрашивает Рио, играя с салфеткой. Сегодня на нём серая футболка. Она нравится мне, тем не менее, синий цвет на нём мне нравится больше.
В смысле, мне всё равно. Мне не важно, во что он одет. Чисто с эстетической точки зрения, ничего больше.
- Можно попробовать. Я выросла примерно на пяти вариантах блюд, которые сменяли друг друга по вечному кругу, так что мне подходит любая кухня.
- Тебе повезло, что мы друзья. - Его ямочка служит вроде восклицательного знака к его самоуверенной ухмылке.
Я качаю головой, но тоже улыбаюсь.
- Я могу и сама найти ресторан. Я знаю, как пользоваться интернетом.
- А-а, но ты, ни за что бы, ни заказала хлебный пудинг. Я нужен тебе.
Я барабаню пальцами по столу, потом щёлкаю ими.
- Чуть не забыла! Вот. - Я вытаскиваю свою большую чёрную сумку. - Мне нужна была тетрадь в клетку, и я также заметила, что ты почти исписал свой блокнот, поэтому... - Я вытаскиваю и протягиваю ему тёмно-синюю тетрадь в кожаном переплете. Хотя, на самом деле, дневник. Он лучше, чем тот, который у него был. Дневник такой красивый, что, когда я увидела цвет, то тут же подумала о Рио.
- Серьёзно? - Его лицо оживляется, оно выражает такое искреннее восхищение, что меня это смешит. Что-то трепещет в моём животе, и я решаю, что это просто от голода.
- Я облегчаю твою антисоциальную жизнь. - Отчасти это подарок для заглаживания вины, но я, ни за что не скажу об этом вслух. Вчера я поняла, что он не смеялся надо мной, когда я сказала, что моей страстью является дизайн интерьера, зато я вела себя по-идиотски, когда мы говорили про его поэму. На самом деле мне нравилось это в нём, его странная манера концентрации и времяпровождения.
Рио берёт в руки тетрадь, пролистывает, нежно проводит пальцами по её страницам.
- Не такой уж я и антисоциальный сегодня, - говорит он.
То же я могу сказать про себя. Подходит официантка, и я топлю свои порхания в травяном чае. А потом в хлебном пудинге, тёплом и мягком, в котором гармонично сочетаются горький шоколад и сладкий крем.
Рио смеётся, потому что ему, даже не приходится спрашивать меня, нравится ли он мне или нет. Я практически заглатываю его целиком и сразу планирую, как бы поскорее вернуться сюда за следующей порцией.
- Итак, - говорит Тайлер, подкрадываясь ко мне с заговорщическим видом, пока рядом с нами Мишель заканчивает телефонный звонок. - Вы с Рио проводите много времени вместе за последние два дня.
- Ммм, - отвечаю я.
- Как всё проходит? - Она водит бровями в нескрываемом ликовании.
- Более вероятно то, что я начну романтические отношения с его кошкой, чем с ним.
Ликование сходит с её лицо.
- Ты что? Господи, если бы я знала, что ты западаешь на длинношёрстных персов, то лучше бы свела тебя с хозяином квартиры моих родителей.
Я фыркаю и толкаю её в плечо.
- Я серьёзно. Мы с Рио друзья. Вот и всё.
- Хо-о-о-о-рошо. Конечно. Как скажешь. Говоря о друзьях, что ты делаешь в эти выходные? Думаю устроить марафон по просмотру фильмов. Пока несколько часов напролёт прижиманий к Рио на диване в тёмной комнате не закончит всю эту муть про дружбу, которую ты придумала...
- Не проблема. Но, может, пригласим того хозяина квартиры, раз он уж точно больше мне подходит.
Тайлер подпрыгивает от неожиданности, когда рядом со мной Мишель выдаёт взрывную тираду брани. Такой поток грязи, вырывающийся из её маленького тела, не перестаёт веселить меня, особенно потому, что это так редко случается.
- Страховщики не разрешают нам устанавливать экспонаты раньше ночи перед открытием выставки. Они хотят, чтобы всё оставалось в хранилище под охраной до последнего момента. И как мы тогда всё успеем подготовить, когда мы, даже не можем расположить артефакты?
Пыхтя, она топает по лестнице в направлении крыла, которое мы планируем использовать. Я его ещё не видела.
Хоть я и, правда, не могу винить их за паранойю в отношении безопасности. Бедный охранник всё ещё находится в реанимации в больнице, его имя есть в нескольких списках на донорские органы. У них нет ни малейшего представления того, что с ним произошло, отчего вся ситуация кажется ещё более жуткой. И я благодарна, что Мишель слишком возбуждена, чтобы сообщать моей матери о попытке ограбления. В противном случае, я уверена, что уже следующим рейсом я отправилась бы в Каир. Всё равно, со мной это никак не связано.
Кроме того, в дневное время не чувствуется, что тебе что-то угрожает. Ободряющее приятное тепло выталкивает из памяти весь мрак июня и всю прочую его темноту и тоску.
Ночью всё по-другому. Но есть солнечный свет! Буду думать о нём.
В зале, который открывает Мишель, солнечного света, о котором я собираюсь думать, почти нет. Я, даже прихожу в недоумение, как они вообще рассчитывают на него. Это не зал, скорее огромный коридор. В нём чересчур высокие потолки, думаю, где-то 3,7 метров, при лишь 2,5 метрах в ширину, протягиваются на две трети всей длины здания.
На половине стены сохранились остатки какой-то низкопробной росписи в честь прославления культур коренных народов Центральной Америки, а остальные стены покрыты пятнами белой краски. Крошечный ряд из окон, выстроившихся справа под потолком, впускает пыльные струйки дневного света.
И вот ярость Мишель испаряется, будто и не было, и она изучает зал, словно её рациональный, бизнес-ориенированный взгляд может всё это привести в порядок одной только силой мысли.
- И, всё-таки, я думаю, что нам следует разобрать одну из наших выставок и перенести сюда. Используем главный зал.
- Я не буду разбирать то гигантское дерево эволюции, - говорит Тайлер, кладёт швабру и прислоняется к стене.
Мишель кивает.
- Наверное, ты права. Нам стоит открыть все выставки во избежание проблем с этой. - Она показывает рукой на стену. - Мы можем продолжить цветовую палитру из крыла с Египетской экспозициейэто зелёный и фиолетовый цвета, и возможно роспись, потом...
- Ради всех этих идиотских богов, только не это!
Мишель и Тайлер смотрят на меня в шоке. Я сконфуженно пожимаю плечами.
- Не думала, что скажу это вслух. Без обид, но Египетский зал требует изменений. Давайте придумаем что-нибудь другое.
Поднимая бровь, Мишель смеётся.
- Ну, и что же нам тогда делать?
Я окидываю взглядом всю длину зала и закрываю глаза. В моём сознании непроизвольно появляется образ папиного зала: резной камень, узоры, фрески, Амат на своём вечном посту и в конце его низкий трон. Тяжесть веков и серьёзность смерти.
Нет.
Тогда может Нил? Сине-зелёный пол, стены жёлтые с нарисованным рядом камышом. Ветерок, выдержанный, но приятный аромат влажных вещей. Всё равно не совсем то. Залу не хватает солнца. Может, если бы мы смогли установить тепловые лампы, чтобы оставить воздух сухим и жарким, но я почему-то сомневаюсь, что это сработает.