Ну, тогда ты придумай другой конец. Медведь полез на дерево... А что дальше?
Гриша, а с ним и весь класс стали «ломать голову»: что же могло быть дальше?
Нашлись фантазеры:
Он отломил сук и столкнул медведя...
Он спрыгнул с дерева, и они убежали.
Его товарищ сбегал за ружьем и застрелил медведя.
Нет, не так, дайте я скажу...
В классе поднялся шум, и всем хотелось дополнить рассказ. Прозвенел звонок. Женя предложила ребятам дома придумать правдивый конец, нарисовать какую-либо картинку к этому рассказу.
Через несколько дней на педагогическом совещании с участием обследователей школыделегатокподводились итоги взаимного посещения уроков.
Товарищи, задача совещаниявыработать некоторые единые требования, или «правила для учителя»,сказала Агния Петровна.Возьмем начало урока. Одни начинают его в повышенном тоне, устают сами, утомляют ребят: другие начинают работу, не обращая внимания на то, что происходит в классе, как будто задача в том, чтобы выложить все, что принесли на урок, а не в том, чтобы «вложить», вложить не только в уши, но и в души; третьи начинают с распекания нерадивых, тратят на это много времени, снижают интерес к работе. То же и с концом урока... Часто он остается просто незаконченным.
Агния Петровна разобрала несколько уроков и закончила:
Скажу вам прямо: как молодым надо учиться у старых, так и старым у молодых. В нашем коллективе есть молодой товарищ, Евгения Михайловна, но когда я бываю у нее на уроке, я многому учусь, и ничему не могу научиться у Петра Игнатьевича. К ней дети льнута к нему нет, она говорит тихои ее слушают, он говорит громкоа его не слышат. В чем причина, что самый старый среди нас стал предметом разговоров в поселке? В том, что он далеко стоит от детей. А воспитателю надо подойти к ним близко, войти в душу. Какие для этого средства? Разные. Вот Евгения Михайловна дошла. А как? Уже по два раза побывала в семьях, пригляделась к каждому ребенку, прихорошила его; и главное, на уроке не выкладываетберите, кто сколько может, а вкладывает в сознание; и она уже на уроке уясняетдошло или не дошло, попала в цель или полетело мимо. Вот и хотелось бы, чтобы все хорошее, что вы увидели один у другого, стало нашим общим достоянием, а плохое получило наше осуждение и больше не повторялось. Ну, кто желает поделиться своими соображениями?
Желающих не находилось.
Может быть, вы что-нибудь скажете, Евгения Михайловна?
Что я скажу? Я учу, как меня учили, а хорошо это или плохо, пусть скажут другие. У Петра Игнатьевича я была на уроке. Ребята его изводят, и мне его жалко. Я бы взяла их в руки за одну неделю...
Все засмеялись. Женя сконфузилась и опустила голову.
Кто еще?
А я вам так скажу, только не обижайтесь,выступила завуч Мария Петровна, старая, уже поседевшая учительница, которая сама уроков не вела, а ведала и канцелярией, и учебной частью.Мы от детей требуем правдивостибудем правдивы и сами. Мы с годами теряем способность расти. А жизнь идет вперед, и мы отстаем. Лета теперь другие. Что они раньше приносили в школу? Страх божий, ворох суеверий: сознание того, что над ними бог, царь; наш уделтерпеть и молиться. Я помню это время. И как трудно было расправить душу ребенка, воспитать смелость, чувство собственного достоинства. А с чем сейчас приходят? Слышат от взрослых, что бога нет, царя нет, нечисти, какой раньше пугали, нет, человек вершит большие дела, человекглавный на земле, и главная задачапокорять природу, созидать; не скрюченная у ребенка душа, а с расправленными крыльями. Что же требуется от воспитателя? Развить, укрепить крылья, чтобы «взлетел», большим человеком стал. Вот вы ходите на уроки, а я провожаю вас и встречаю. Какие несете знанияэто ясно, тут есть программа; а какой строй душисами взвесьте. Говорите о нарушителях порядка. А может, такой порядок и следует нарушать?.. Насыщаем ли любознательность, активность, жажду деятельности? Сколько несем знаний, высоких чувств, которые бы отвечали величию планов и задач? Вот о чем думайте. Надо воспитывать на героическом... А егокуда ни погляди; не мне вам рассказыватьгазеты читаете, радио слушаете...
Может быть, вы что-нибудь скажете, Петр Игнатьевич?
Выходит, отстал... Шел, шел впереди и оказался позади. Выходит, что и опыт из полезного становится вредным. А я думаю не так. Основательности нет. Где основательность в семье? Научите родителей, как вести себя при детях, как воспитывать. Ветер гуляет в семьях! Сходятся, расходятся. А где высота моралей? Ребенок в десять лет судья родителей. И судить есть за что. Строго судить. Теперь учитель. Не выполнен завет Ленинапоставить на недосягаемую высоту. В урокодателя превратили, а про воспитателя забыли. Вывел ученика за дверьвот они, судьи, и налетели. Что ж, выходит, я глуп, изверг, враг детей? Народный учитель. наказал ребенка, и за этопреступник! На защиту учителя нужно стать! Спасибо сказать, а не судить! А вы взяли под защиту хулиганов, а учителя унизили. И еще скажу: быстро гонимся за новым, без оглядки, и забываем старое. А люди думали и до нас, и хорошо думали. И слово мы выхолостили, слово теряет силу. Слово появилось у нас в муках. В слово, как в сосуд, вложен смысл. И слову надо вернуть силу. У нас словами не дорожат, швыряют охапками, всяк, кому не лень, а больше те, кому делать нечего, кто за слово не отвечает. Слово надо ценить, в слово вкладывать душу. Много игры: на уроке игра, после урока игра; дело превращаем в игру. Заботимся, чтобы все было легко, гладко и сладко. А в жизни не так: хватает и горького и трудного. Доспехи нам снимать рано. Воевать еще придется! Вот я и говорю: меньше игры, меньше парадности, больше дела, твердости в школе, в семье, в быту. Шумихи много! Сделал на грош, а шуму на рубль. А лучше бысделал на рубль, а похвалы на грош. Пусть в самом труде находят награду...
Петр Игнатьевич надел шапку и вышел из учительской, остальные потупились и замолчали.
Кто еще желает сказать?спросила Агния Петровна.
После продолжительной паузы решительно поднялся Лысиков:
Позвольте мне.
Пожалуйста, Яков Фомич.
Говорил он вычурно, бессвязно и то, что всем хорошо известно. Женя чувствовала, что старается он ради нее. В последние дни изводил ее своим вниманием, любезностью, записками, в которых предлагал пойти то за виноградом, то за орехами, то просто прогуляться в тайгу. И сейчас она готова была последовать примеру Петра Игнатьевича, но оратор наконец закончил свою речь и сел, победоносно взглянув на девушку.
Агния Петровна стала обобщать и делать выводы. Все они оказывались повторением прописных истин, и она делала их без всякого воодушевления, а про себя думала: «Не то, не то... Нужно в сущности однохорошо работать, воспитывать трудолюбие. Воспитаем любовь к трудувсе воспитаем: и сознательную дисциплину, и патриотизм, и волю: а не будет трудолюбияничего не будет. Труднаше зеркало. Вот и надо, чтобы зеркало не укоряло. Не удалось совещание... Вот и старая, и опытная, а оркестр свой не настроила... А в нем должны звучать и старые и молодые голоса. Молодежь несет драгоценные качества: жар души, желание работать, душевную близость к детям, отсутствие рутины. Надо давать этому простор. У старыхмудрость, дальновидность. Вот и надо бы из всего этого создавать в коллективе свой надежный сплав. А как? Не научилась...»
Когда выходили из школы, Лысиков шепнул Жене:
Завтра выходнойпойдем за виноградом! Буду ждать у дорожки. Сейчас в лесу благодать...
Женя вздрогнула... Какой-то дикий зверь стучится в ее светлицу, и она не может не слушать этого стука. Ее горячая готовность помочь Петру Игнатьевичу, как птица, улетела куда-то в сторону, а в оконце светлицы глядела хитренькая физиономия Лысикова, тянулись волосатые веснушчатые руки... «Надо рассказать жене, пусть она заставит его отвязаться... Неужели так можно жить? А к Петру Игнатьевичу пойду завтра с утра...»
/
* * *
На другой день Лысиков прошел перед окнами Жениной квартиры. В его руках были те же два ведра, и одно из них, не без умысла хозяина, упало и подкатилось к самому окну.
Женя торопливо оделась и догнала Лысикова.
Яков Фомич, я иду к вашей жене и расскажу ей, как вы ее не уважаете, какой вы нехороший человек...